и Петрова», – мысленно отмечаю.
– Я могу тебе заплатить тысячу рублей за все песни, – предлагает.
Встаю, задвигаю стул и беру со стола конверт с нотами.
– Извините, что отнял у Вас время. Пленку отдадите? У меня в Москве еще много дел, – смотрю угрюмо на него.
– Пленку-то отдам. А если эти песни прозвучат потом где нибудь? Что будешь делать? – хитро сморит на меня.
– Я могу даже оставить пленку и уйти без нее и без денег. Но могу сообщить, что обманув меня сейчас, в будущем Вы потеряете больше. Я не злопамятный, но память о зле у меня хорошая. А жизнь сегодня не заканчивается, – сверлю его взглядом.
Некоторое время меряемся взглядами. Наконец он отводит взгляд. Антоновна сбоку облегченно выдыхает, чуть скрипнув стулом.
– Не собираюсь я никого обманывать, – буркнул в сторону. – Кто же так торгуется? Сразу собираешься уходить, угрожаешь, – возмущается, видимо забыв, что только что сам угрожал кинуть меня.
– Я не люблю торговаться, – сообщаю. – Я знаю настоящую цену моим песням. Она значительно больше, чем прошу я.
– Откуда ты можешь знать? Я предлагаю тебе реальную цену, по две тысячи за первую песню и про коня, за остальные по пятьсот рублей.
Начался конструктивный торг. В результате пришлось скинуть свою цену. Сошлись на четыре тысячи пятьсот рублей за «Так хочется жить», «Коня» и «О той весне», после того, как я объяснил концепцию песни о войне – несколько детей в касках и солдатских скатках поют на фоне военной кинохроники. Остальные четыре песни ушли по три тысячи за каждую. Согласился с дополнительным условием Аркадьевича, привезти ему еще песен. Вижу довольство в глазах Антоновны.
– Не споешь ли те песни, которые уже продал? – спрашивает она.
– Кофе можно? – интересуюсь, наглея.
– Иосиф Аркадьевич, у Вас сливки найдутся? – улыбаясь, спрашивает в спину, отсчитывающего деньги Аркадьевича.
– В холодильнике посмотри, – отмахивается он.
Через некоторое время отхлебываю ароматный напиток и берусь за гитару. Пою «Дальнобойщик», «Маленькую страну» и «Все пройдет».
– Однако, – неопределенно произнес Аркадьевич. – Еще есть? – интересуется.
– Есть дворовые и блатные, – признаюсь.
– Спой, – чуть ли не в унисон попросили оба.
Пожимаю плечами и пою «Кольщик», «Ушаночку», «Ребята с нашего двора» и «Старые друзья».
– У тебя кто-то сидел из родных? – формально поинтересовался Аркадьевич. (Видимо, не впечатлился от этих песен).
– Нет. Много знакомых сидело и сидит, – признаюсь.
– Какую песню ты пел на вашем концерте? – не унимается Антоновна.
– Про бабушек, – отчего-то смущаюсь.
– Спой, – предлагает и объясняет Аркадьевичу о нашем концерте к 8-му марта.
Пою про бабушек. Взрослые внимательно слушают.
– Образно и трогательно, – отмечает Аркадьевич. – Ты в песнях упоминаешь бараки, сараи…. Там так у вас живут? – интересуется.
– Живут по-разному. Я с родителями и бабушкой –