я не собираюсь, дел много…
Василий всё это тоже слышал. Потому сразу принял стойку боевого филина, готового проломить гостю дорогому череп. Не со зла, но для профилактики. Васька, он у меня вообще не злой. Но беспорядок страшно не любит. Особенно если его организовывает не сам Васька, а кто-то другой.
– Наглый, – задумчиво подтвердила я, накидывая шаль на плечи. Тоненькую такую, красивую. Лель, кстати, подарил в прошлом году.
Тяжко вздохнула, понимая, что пока не представляю, как разыскивать друга, и посмотрела в сторону приоткрытой двери. Дивислав предупредил:
– Ворожить буду. Песню полуночи и ветра наиграю. Что из этого получится – пока не знаю. Захочешь посмотреть – выгляни. Но близко ко мне не подходи, ибо мало ли что может случиться.
И так же любопытство грызло. Прям как в детстве, когда мать строго-настрого велела отвернуться и не смотреть, потому что плетение некоторых чудесницких чар в слишком юном возрасте могло навредить.
Я была девочкой послушной, хоть и шебутной. Но когда со мной говорили серьёзно, то слушалась беспрекословно и даже не думала перечить.
Васька взмахнул крыльями – кажется, хотел было взлететь, но передумал. Лень в его случае была так же неистребима, как и постоянное желание есть. При этом нужно заметить, что совместно эти вещи, по идее, должны были его привести к полноте, однако… ничего подобного. В размерах хранитель даже не думал увеличиваться.
– Не полечу, – глубокомысленно изрёк он. – Тоже у тебя останусь.
– Боишься замёрзнуть? – подколола я, все никак не в состоянии заставить себя не смотреть на дверь.
Хватит уже прислушиваться, Калина. Всё равно кроме шума ветра да звуков, издаваемых ночными животными, ничего не слышно. Может, Дивислав и не будет творить никакой ворожбы, а так… пыль в глаза пустил?
Сердце вдруг застучало как бешеное, а кровь прилила к щекам. Э, нет. Не так. Чувствую, что не лгал мне. Чувствую, и всё тут. Значит, надо просто подождать. Возможно, готовится долго или… просто не выходит что-то.
– Конечно, – покивал Василий. – А то потом тебе парить меня придётся, вареньем кормить, спинку растирать, одеялком укутывать. Оно тебе надо?
– Ну вот не надо! – возмутилась я. – Совы таким образом не лечатся!
– Лечатся! – невозмутимо опроверг моё утверждение Васька. – Просто мы ещё до такой методики не дошли…
– Ишь, какой умный, – буркнула я и замерла.
С улицы донеслась мелодия. Тихая и мягкая, звенящая, словно кто взял звёздный свет, заморозил его, вырезал свирель, а потом заиграл на ней. Звонко, чисто, ясно и холодно. И точно уж кожа мурашками покрывается не от ночи прохладной. От каждого звука внутри что-то будто сворачивается и замирает. А мелодия звенит и разлетается, чарует нездешним напевом.
Мы переглянулись с Васькой. Ладно, чем змей не шутит. Всё равно стоять столбом у меня не получится. Да и хранитель отговаривать не кинулся. Только смотрит жёлтыми глазищами, как истукан возле храма. Древний и деревянный, вырезанный неведомо чьими руками.
Мелодия