И какая из этого следует мудрость?
– Без понятия. – Брат Найвир, похоже, пытался встать так, чтобы липкая ряса не клеилась к телу, а худощавое лицо его, увенчанное шапкой кое-как подстриженных светлых волос, выражало целую гамму эмоций, от отвращения до отчаяния. – Ах, погоди, я знаю. Безопасней иметь большую жопу, чем большое пузо, верно? Или… если у тебя нет рук, то и дело станешь падать мордой в грязь?
– Это тоже. Но мудрец сказал бы, что лучше упасть, идя вперед, чем отступая. Брат Альтсин?
Вор вздохнул и передвинул свои сумки на живот. Домах из К’ельна был как прилив: спокойный, мягкий и такой же неуступчивый. Уж если что-то вбивал себе в голову, напоминал, просил, выражал вежливый интерес и столь же вежливо настаивал, пока все не складывалось по его мысли.
С самого начала он заявил, что если уж Альтсин решил отыскать покой в ладонях Милосердной Госпожи и надел рясу, если он работает и молится с остальными, то Домах станет называть его братом, хотя формально это не соответствовало правилам ордена. Кого-то такого, как вор, кто не приносил монашеских клятв, надлежало именовать гостем или ждущим. Но для брата Домаха Альтсин стал «братом Альтсином». И точка, никаких отступлений. Как и с сумкой с хлебом: она должна оставаться на животе, чтобы уберечь ее во время падения. И лучше уступить сразу. А хуже всего, что, если б вор не послушался и измазал груз, Домах даже не скривился бы, не стал драматически вздыхать и стонать: «Я же говорил». Он просто улыбнулся бы ласково, помог ему подняться, отобрал сумки и сам бы их понес.
Мало существует вещей более раздражающих, чем люди, которые правы – и не упрекают никого в этом.
– Готовы?
– Да, брат. – Найвир закатил глаза и отказался от попыток отлепить рясу от тела. – Пойдем.
Вор повыше поднял масляную лампу. Стены блеснули островками отпадающей побелки, залоснились влажными лишаями разнообразнейших цветов. Самые низкие окна находились в добрых двенадцати футах над уровнем улицы, уже тем самым став серьезным препятствием для грабителей, но решетки на окнах давали понять, что хозяева предпочитали подстраховаться. Умно.
Они двинулись в глубь улочек портового района. Вор ставил ноги широко, ища в свете лампы на мостовой места, которые лоснились меньше. Брат Найвир старался шагать след в след. Тени их прятали во мраке остальную часть улочки, а потому о присутствии третьего монаха свидетельствовал лишь отзвук регулярного шлепанья – а вернее, плеска – его обувки. Альтсин поднял голову. Окрестные дома, главным образом склады и ночлежки портовых работников, вставали в шесть этажей, вверху поблескивала мглистым пояском узкая полоска звездного неба. Все окна были темными, когда б не лампа, шли бы они словно по дну узкого ущелья. В таких местах легко устраивать засады, враг может затаиться наверху и превратить улицу в смертельную ловушку. Несколько лучников, чуть-чуть камней…
Уклонение.
Он усмехнулся, и рождающийся в нем гнев исчез в этой улыбке. Нет, он не станет злиться на каждую странную