я быстро приближалась в тусклом свете луны. Небо было ясное, и светило ярко освещало улицы заблудшего города. Люди в нем давно утратили веру. В их глазах отражалась лишь покорность. Покорность судьбе и смерти, что словно тень преследовала каждого из них.
– Если мне не изменяет память, то София и твоя дочь», – ответила его жена, как только поравнялась с мужем.
Она попыталась разгладить руками свое старое платье. Ее попытки не увенчались успехом и сделали ткань еще более мятой, чем прежде. Мэри уже и забыла, когда в последний раз примеряла на себе облик дамы в платье цвета мокрого камня. В последний раз это были чьи-то похороны. Другого варианта не могло быть в этом богом забытом городке.
– Это ты о той ночи в старом сарае? – продолжил разговор Джек, как только супруга подошла к нему достаточно близко, чтобы он перестал кричать.
– В ту ночь последний стакан паленого бренди из местного трактира был явно лишний, – добавил он.
– Не знаю о чем ты, Джек Братис. Тогда ты был горяч, как никогда.
Она редко переходила на его полное имя в обращении, и это всегда происходило только в порывах гнева.
– Я был пьян! – возразил супруг, накаляя тем самым еще больше обстановку. – Если бы только знал, что очаровательная фея – это ты, то не пошевелил бы даже пальцем!
Мэри фыркнула и подперла бока руками.
– В ту ночь ты отлично справился и без него, так что можешь заснуть его себе…
– Хватит! – раснесся голос их дочери по мрачным улицам Гластонгейта.
София успела остановить мать до того, как их вечер не был окончательно испорчен. Ей часто доводилось быть свидетелем таких сцен и выслушивать их ругань. Еще совсем юное сердце девочки готово было выпрыгнуть из груди при каждом неаккуратно брошенном слове взбешенных родителей. Она чувствовала, что так не должно быть. Но разве мог обычный ребенок объяснить это двум уставшим от жизни личностям?
Сегодняшнее представление бродячих артистов было в их городе первое за много лет. София увидела в нем шанс примерить родителей. «Им нужен праздник», – подумала девочка, отбросив волной свои белокурые волосы, цвет которых достался ей от отца.
– Вы сможете все обсудить позже, а представление бродячих артистов бывает в Гластонгейте не чаще, чем мясо на нашем столе, – сказала София и посмотрела на родителей взглядом полным надежды.
– Ты хотела сказать никогда, моя дорогая, – уточнила ее мать, переведя взгляд на мужа. – И кто же в этом виноват?
Джек и Мэри стояли посреди дороги и грызлись, словно охотничьи псы из-за непойманной дичи. Их слова ранили не хуже острых клыков, жертвой которых стала их юная дочь. Она стояла совсем близко и невольно потянулась к шее, на которой висел кулон. Его металл был холодным, как и отношения в их семье, которая распадалась на части. В медальоне София хранила единственный портрет ее родителей. На нем они улыбались и казались счастливыми.
Девочка понятия не имела, откуда он взялся в их доме, но ее не покидало чувство, что раньше с ними жил кто-то еще. Тот, кто хорошо их знал. Она не помнила его лица, но чувствовала сердцем, что это был последний осколок разбитого зеркала с отражением ее семьи. Он затерялся где-то глубоко в памяти. Без него невозможно было восстановить зеркальную гладь того самого зеркала, а значит и семейные узы, которые держали их вместе.
Стортхем – главные башенные часы города пробили одиннадцать часов. София вздрогнула от неожиданности. Представление должно было начаться именно в это время. Часы находились на главной площади, которая загудела бурными овациями. До девочки они долетели лишь эхом. Она знала, что нужно спешить.
– Представление уже началось! – прервала София родителей, которые до сих пор спорили.
– Мы никуда не идем, – ответил Джек и схватил жену за руку. Она лишь отдернула ее и сложила на груди, словно выстроила перед собой невидимую стену.
– Нет! Идем, – сказала София, хватая за руки обоих родителей.
Ее детский печальный взгляд пробил брешь в стене, которую выстроила перед собой Мэри. Сердце матери не выдержало, и она обняла дочь, словно видела ее в первый и последний раз.
– Хорошо, пусть будет по-вашему, – сказал Джек, когда увидел своих женщин обнимающихся под лунным светом.
Как бы там ни было, он любил их.
– Пойдем и посмотрим на этих шутов, – сказал он.
Глаза Софии заискрились от счастья. Всего один семейный праздник – это все, что могло желать ее детское сердце. Она взяла под руки своих родителей, и они вместе прошли по центральной улице Вердиктон, где не было ни души. Чтобы сократить путь семья свернула в темный проулок, куда не попадал солнечный свет даже в самый ясный полдень. Им можно было не переживать, что какие-то бродяги решат поживиться содержимым в их карманах. Все потенциальные жертвы воров были уже на площади или у себя дома, где мирно спали в своих кроватях.
Оставался всего один перекресток. Уже были слышны песни и крики восторженной публики. Как вдруг густой туман перекрыл им путь. Он стелился по земле мутной