в изгнанье. – Кто говорит о тебе? Какое отношение ты имеешь к моим словам?
– То есть как это? – растерялся Леня. – А кто тут еще есть, кроме меня? Коту, что ли, ты претензии предъявляешь?
Со шкафа раздалось презрительное фырканье – мол, меня не впутывайте, на меня где сядешь, там и слезешь.
– Господи, за что мне еще и это? – тяжело вздохнула Лола. – Мало мне горя, так еще этот тип… Ты, дорогой мой, совершенно ни при чем, – заговорила она с бесконечным терпением в голосе, – я в данный момент говорю не о тебе. Ты по сравнению с Ним – никто, совершеннейшее пустое место, ноль без палочки.
– Что-о? – возопил Маркиз, вскакивая со стула. – Да ты кого имеешь в виду?
– Моего Учителя, мою единственную любовь, моего первого мужчину! – Тут пафос в голосе Лолы достиг небывалых высот.
– Да кто это такой, ты можешь сказать? – взмолился заинтригованный Леня. – Имя назови!
Тут Лола немного замешкалась, потому что понятия не имела, о ком говорит. Она неслась на волнах вдохновения, предпочитая не уточнять конкретные детали. Но быстро нашлась, не зря тот же Маркиз хвалил ее за ум и сообразительность.
– Имя его тебе ничего не скажет, а фамилия слишком известна, чтобы называть ее всуе.
– Но все же… – Леня ловко обошел свою подругу и встал так, чтобы она не смогла улизнуть, – кто это такой?
– Да какая тебе разница? – отмахнулась Лола. – Ты никогда не интересовался моей жизнью!
– А все же…
– Ну… это Серебрянский… – ляпнула Лола.
– Кто-кто?
– Серебрянский, Иван Николаевич, – твердо сказала Лола, не забыв добавить в голос изрядную толику горечи. Она знала, что если уж врешь, то нужно быть как можно тверже и стоять до конца.
– В жизни не слышал о таком! – Маркиз пожал плечами. – Ты никогда о нем не говорила.
– Вот в этом ты весь! – завопила Лола ему в спину. – Ты никогда не интересовался моей жизнью! Ты никогда не пытался заглянуть в мою душу! А там, к твоему сведению…
Тут Леня понял, что и на этот раз поддался на провокацию и позволил Лолке втянуть себя в скандал.
– У тебя нет души, – сказал он спокойно, понимая, что спустить дело на тормозах не удастся, – ты сама только что сказала, что твою душу похитил этот Серебрянкин. И еще молодость, красоту, талант и вообще выжал тебя как лимон. И отбросил шкурку. А я подобрал ее. О чем горько сожалею иногда.
Последние слова были лишними, но Леня элементарно разозлился. В основном на себя, за то, что позволил Лолке провести себя как последнего лоха. Ну чего ей еще надо, скажите на милость? Мается баба дурью от безделья.
«Коли баба в раж войдет, то ничем не помочь, только вожжами отходить», – говаривала, помнится, Ленина бабушка.
Леня остро пожалел, что у него в хозяйстве нет такого полезного в отношениях с женщинами предмета, как вожжи.
Услышав его слова, Лола круто развернулась на пятках и смотрела теперь на своего компаньона с самой настоящей ненавистью. Глаза ее сверкали, волосы