в костеле. Хмурый распростер объятия, долго хлопал старого соратника по плечам и чуть слезу не пустил:
– Жалко, меня не было с вами в проклятом банке. Меня это тяготит до сих пор!
– Ничего, – тоже похлопал его по могучему плечу Дантист. – Ты был на своем посту.
Дантист выждал четыре дня. И в холодную ночь, кутаясь в длинный плащ, отправился к предателю домой.
– Это Станислав, – сказал он, постучав в дверь в доме, затерявшемся в узких улочках старого города.
– Что надо в такое время? – недовольно донеслось из-за двери.
– Обсудить вопрос. С нашей добычи во Львове, помнишь, кое-чего ушло. Я знаю, как вернуть. Нужна твоя помощь.
Рассчитал он все правильно, надавив на патологическую жадность соратника. Три года назад группа взяла во время экспроприации во Львове немало золотишка, часть которого потом исчезла, и никакие дознания не помогли. Хмурый тогда изнывал – не столько от того, что золото не пошло на святую борьбу, а что сам его не стащил.
Хмурый заглотил крючок и открыл дверь со словами:
– Конечно, заходи.
Он фальшиво и широко улыбался, подливая гостю свежезаваренный чай, а потом нетерпеливо ерзал на венском стуле в предвкушении откровений насчет золота.
Улучив момент, когда хозяин квартиры повернется к нему спиной, Дантист нанес удар ножом в мускулистую массивную спину профессионального борца. Хмурый выпрямился, будто не ощущая боли и не понимая, что происходит.
И тут удары ножом посыпались один за другим… Сколько их было? Двадцать? Тридцать? Злоба и обида требовали достойного вымещения.
После экзекуции Дантист, просочившись по так хорошо знакомым ему улицам мимо патрулей, как ни в чем не бывало вернулся в квартиру, которую ему выделила немецкая комендатура.
Утром его поднял бесцеремонный стук в дверь. Двое солдат с бляхами немецкой полевой жандармерии затолкали его в легковую машину с открытым верхом и отвезли к зданию генерал-губернаторства. Через черный ход провели внутрь, отконвоировали по крутым лестницам и узким коридорам. Ввели в просторный кабинет на последнем этаже. Усадили на стул. И вышли в коридор.
Майор Кляйн стоял у большого полукруглого окна. Держа в руке свой вечный бокал с коньяком, он внимательно рассматривал изрезанный колокольнями и башнями силуэт города.
Резко обернувшись, он кивнул гостю. Поставил бокал на стол. Полез в ящик. Вытащил пистолет «Вальтер». И вдавил его ствол в лоб Дантиста со словами:
– Не думал, что нам придется прощаться при таких обстоятельствах.
– За что? – сдавленно произнес Дантист.
– Мало того, что вы убили человека в доме у площади Всех Святых. Так еще сделали это настолько неумело, что вас описали свидетели.
– Я?
– Помните нашу договоренность насчет вранья… За что вы невзлюбили пана Стельмаха?
– Он был агентом польской контрразведки. Благодаря ему меня чуть не расстреляли.
– Это