немыслимо счастлива.
Он еще два раза приглашал меня на свидания. Мокрые вонючие поцелуи были ничтожной платой за то, как он смотрел на меня и как вздрагивал его голос, когда он называл мое имя.
Потом он уехал на майские праздники в Ереван, а когда вернулся, сказал мне, что наши отношения были ошибкой. Я пожала плечами, отвернулась и ушла домой одна.
Дома я заползла под одеяло и лежала там, скорчившись и слушая свои стоны. Мое разбитое сердце безумно колотилось, и осколки его царапали что-то внутри, мешая дышать. Тело мое хотело выжить, но душа – душа хотела умереть! Через пару часов душа перевесила, я добралась до аптечки и проглотила все снотворные, которых там было больше чем достаточно.
Однако в тот раз мое тело, не принимавшее участия в этой любви, все-таки победило! Когда родители пришли домой, оно сумело проснуться на секунду и наябедничать им о деяниях моей беспутной души. Дальше была неотложка, больница, промывание желудка и прочие неинтересные подробности.
Я проснулась ночью – у меня сильно болело горло от толстого шланга, который в меня засунули, не особенно церемонясь. Но душа болела намного меньше. А совесть – совесть вообще не тревожила меня! Я ни разу не подумала о моих бедных родителях. Мои страдания были так огромны по сравнению с их мелкими неприятностями!
* * *
Теперь моя жизнь расстилается передо мной, как пейзаж прелестного Беллотто. Всё, что могло в ней быть хорошего, уже было, и я могу разглядывать и сравнивать. Картинка выглядит привлекательно, в ней есть всё, что нужно: семья, друзья, книги, свадьбы, смех, радость, защиты, покупки, путешествия, подарки…
И отдельный пик бессмысленного счастья, когда чужой, неприятный человек смотрел мне в глаза и дрожащим голосом повторял мое имя.
Когда-то в молодости я была влюблена в своего однокурсника. Очень недолго мы составляли пару, в самом платоническом смысле этого понятия. Потом и эта связь распалась, а скоро Вова уехал в Москву – перевелся на физический факультет МГУ. Через пару месяцев я перестала тосковать, но не перестала вспоминать.
Потом меня познакомили с Левой. Он был голубоглазым теоретиком, невысоким и очень красивым. Его губы всегда были чуть тронуты ироническим изгибом, в старости предвещавшим еврейское саркастическое выражение лица. Но до старости Лева не дожил, а в двадцать восемь он был так хорош, остроумен и обаятелен, что я искренне удивлялась его вниманию ко мне. Сама я казалась себе замухрышкой (а может, и была ею на самом деле). Наша свадьба сговорилась очень быстро. Не о чем было, собственно, и рассуждать. Мы подходили друг другу по всем формальным и неформальным параметрам. Вдобавок ко всему Лева и влюбился в меня.
Мы провели чудеснейший медовый месяц в Москве, сдобренный лучшими московскими спектаклями семьдесят четвертого года. Билеты на эти спектакли мы получили в качестве свадебного подарка. Лучшего из всех подарков!
Возвратившись,