узнает весь свет. Теперь вы могли бы себе разрешить такую сатиру!
– Благодаря вас, милостивый государь, – ответила она. – Вы только забываете, что моё призвание не в том, чтобы ставить остроумные фарсы. Искусство меня не интересует. Здесь не театр, а зал, служащий науке. А в науке – запомните это наконец – для шутки и юмора так же мало места, как и в жизни.
– Да, да, – подтвердил он, – я уже это знаю: «серьёзна жизнь, весело искусство!» Но именно потому, что это, в общем, действительно так: надо в серьёзную и печальную жизнь вклеивать то тут, то там какую-либо шутку, если предоставляется случай. А в вашу скучную науку – в особенности. Но – доктор Рейтлингер, это ваш дом! Охраняйте достоинство науки, сорвите флажки радости, превратите ярмарочный балаган в печальную часовню. Вы вполне призваны к вашей проповеди!
Не обращая внимания на его слова, она набросилась на служанок:
– Скорее поворачивайтесь! Не слыхали, что я приказала? Долой всю эту гадость. Только несколько миртовых деревьев по углам и на эстраде!
Она села, следя за тем, как снимают щиты, гирлянды и флажки.
Ян наблюдал за ней. На ней было чёрное, шитое на заказ платье с жилетом и жакетом, очевидно надетое в первый раз и заказанное специально для этого дня. Волосы были недавно подстрижены, подкрашены, старательно расчёсаны и подвиты.
– Вы выглядите чрезвычайно прилично, – сказал он.
– Благодарю, – ответила она, – по крайней мере, я приложила все старания.
Её взгляд упал на надпись под портретом Геккеля:
– Кто выдумал эту глупость? – спросила она.
Ян поклонился.
– Ваш покорный слуга. И за все остальное ответственен тоже только я. Сестры невиновны. Излейте весь ваш гнев на мою голову. Но не проявите ли вы снисхождение сегодня, в день вашего триумфа?
– Разве он и не ваш? – возразила она.
– Может быть, – ответил Ян медленно. – Только мне при этом не очень-то приятно. Мне лишь хочется посмотреть на событие собственными глазами. Меня привлекает только процесс достижения, но не достигнутое. Видите ли, доктор Рейтлингер, то, что вам представляется великим делом науки, для меня – только шуточный гротеск. Один из тех, которые я творю дюжинами с детства по нынешний день. Это тоже – призвание. Когда я был мальчиком, все кончалось обычно тем, что бабушкина плётка гуляла по моей спине. Жизнь тоже надавала мне тумаков. Я не боюсь огня, но хорошо знаю, как он жжётся. То же будет и на этот, раз. Поэтому-то я не очень жажду снова свидеться с моей кузиной.
– С вашим кузеном, хотите вы сказать! – поправила его докторша. – Ну пойдёмте, я должна принимать гостей. Доктор Фальмерайер тоже уже здесь. О своём сотрудничестве он сделает доклад сам.
Они спустились по лестнице. Зал был полон народу.
Двери в сад стояли настежь открытыми. Все ещё подъезжали автомобили, из которых выходили вновь прибывшие. Почти исключительно мужчины. Среди них три-четыре дамы. В дальнем конце зала помещался буфет. Лакеи в ливреях подносили