несколько недель вернулся. Он сказал, что совершил ошибку и ради Розалинды нам надо постараться сохранить семью. Некоторое время мы продолжали жить как муж и жена, но несколько месяцев назад прекратили отношения и стали спать в разных комнатах. «Он уйдет», – сказала мне тогда Шарлотта, чем страшно меня рассердила. Теперь я напомнила ей о том разговоре, признав, что она была права.
– Тебе надо взбодриться, – заявила Шарлотта.
– Пожалуй, ты права, Карло, – согласилась я, назвав ее по имени, которое ей дала Розалинда.
– В таком случае объявляем танцы, как велел доктор.
Я была изумлена, вспомнив, что сказал мне доктор Кёрс.
– Хотя нет, ты слишком устала, – пошла на попятную Шарлотта.
– Чепуха, мне это будет очень полезно, – неискренне возразила я.
Глава 4
Я надеялась, что танцы успокоят меня, но когда легла в постель, нервы по-прежнему были взбудоражены. Спала я беспокойно и была рада слабым лучам декабрьского солнца, что проникли в комнату сквозь щели между шторами. Поднявшись, я подошла к стоящему в углу комоду. В третьем ящике сверху среди лент и пуговиц, сувениров и открыток был спрятан конверт. Я вытащила его и достала письмо, которое отец написал матери за несколько дней до смерти. «Ты преобразила всю мою жизнь, – писал он. – Ни у кого не было такой жены, как ты. Спасибо тебе за твою привязанность ко мне, любовь и симпатию. Да благословит тебя Бог, дорогая, скоро мы снова встретимся». За последний год я несколько раз перечитывала это письмо, воображая, что Арчи написал его мне. Это было, конечно, глупо, но помогало. Однако теперь я понимала, что воображение не сработает.
Причесываясь за туалетным столиком, я слышала, как Шарлотта говорит служанке, что вернется из города поздно вечером; затем захлопнулась входная дверь. Оставалось отделаться от Арчи. Рассказать ему правду я не могла, так что надо было хорошенько разозлить его, чтобы он ушел и не увидел, как принесут послание от Кёрса. Это не представляло трудности. Арчи отличался крайним самолюбием, чувствовать себя виноватым или несчастным было для него невыносимо. Поэтому моя задача сводилась к тому, чтобы вызвать у него оба эти чувства.
Я оделась к завтраку и зашла к Розалинде, которая играла с куклами у себя в комнате. Она объявила, что уже позавтракала и хочет знать, что мы будем делать в этот день. Тот же вопрос я задавала себе.
– Если ты будешь хорошо себя вести и поиграешь в своей комнате еще полчаса, мы с тобой поедем к бабушке, – пообещала я, надеясь, что смогу сдержать слово.
– А Питера можно будет взять?
– Можно.
В столовой я увидела Арчи, который уже прикончил яичницу с беконом.
– Доброе утро, – бросил он, мельком взглянув на меня поверх страницы «Таймс».
– Доброе утро, дорогой, – отозвалась я.
Столь нежное обращение заставило его поморщиться, но он промолчал.
– Вот было бы здорово поселиться в настоящей деревне! – начала я. – Беркшир, конечно, по-своему