скрывать, – решил Алексей, – надо будет сразу рассказать, кто я такой, потом усыпить бдительность рассказами о нашей семье, бабы это любят, а уж потом плавно перейти к оставленным прабабушкой вещам с целью их изъятия…»
В теории всё вроде бы выходило складно, но Алексей понимал, что финальная часть плана, мягко говоря, трудновыполнима. Вопросы собственности почти такие же сложные, как и вопросы крови, если даже собственность эта пылится в каком-нибудь чулане и сто лет никому не нужна. Стоит только проявить к чужому хламу хотя бы малюсенький интерес, как тот моментально станет всем жизненно необходим и резко вырастет в цене. Тем более, когда приходится общаться с древней старухой у которой почти наверняка мозги набекрень ещё с горбачёвских времён.
«Так что тут мне надо быть втройне осторожным, – думал Алексей, водя по деревянному столику ногтем, – если ляпну чего-нибудь лишнего, то пиши пропало – не видать мне белого слона, как своих ушей, если конечно он у них вообще есть…»
Принесли пиво. Официантка поставила потную кружку на восьмигранную подставку и предложила взять что-нибудь на закуску, но Алексей отказался – есть ему совершенно не хотелось. Скользнув любопытно-оценивающим взглядом по Алексееву лицу, девушка отошла.
Между первым и вторым глотком Алексей решил, что ни в какой Петровск он сегодня не поедет, а поедет туда завтра, на свежую голову.
«Во-первых, сегодня уже поздно, – сказал он сам себе, – дотуда только ехать при хорошем раскладе часа полтора-два, короче говоря, не успею… во-вторых, взгляд официантки означал, что фингалы ещё видно. Значит, надо ещё денёк гепариновой мазью помазаться. В интернете обещали, что синяки средней тяжести полностью сходят с лица на третий – четвертый день при правильном лечении, а завтра как раз и есть четвёртый день…»
Алексей хлебнул ещё пива и, задвинув подальше мысли о завтрашнем приключении, стал любоваться волжскими просторами. Виды и холодное пиво очень быстро утащили Алексея в прошлое, в навсегда оставленную им и его одногодками страну, где всё было чудесно и радостно, потом пришла пора воспоминаний о юности, которые сменились воспоминаниями о совсем недавнем прошлом, и упёрлось всё это, как обычно, в поиски так и ненайденного никем смысла человеческой жизни.
…Детство у Алексея было самым обыкновенным, советским. Лёгкая необычность наблюдалась лишь в частой и радикальной смене места жительства, которая объяснялась тем, что отец Алексея был военным, а, точнее, ракетчиком. Алексей родился в маленьком посёлке Кармелава в Литве, ранее детство провел на другом конце страны – в Спасске Дальнем, пошёл в школу в Казахстане, а закончил её в подмосковных Подлипках. На выпускном, основательно датый от выпитого в туалете из горла десертного вина, покачиваясь под «Still Loving You»[7] и немного плотнее, чем это предусматривалось советской моралью, прижимая к себе свою школьную любовь Ирку Березину, он твердо решил, что обязательно добьётся в этой жизни