между нами были редкими, если не сказать вовсе отсутствовали», – скажет Деррида Майклу Спринкеру[336]. Но не всегда это было так. 1 сентября 1964 года Деррида приступает к углубленному анализу статьи, переданной ему Альтюссером: речь идет о работе «Марксизм и гуманизм», которая в следующем году станет последней главой книги «За Маркса». Деррида дает честный комментарий, демонстрирующий в то же время близость позиций:
Посланный тобой текст я считаю превосходным. Мне этот «теоретический антигуманизм», предложенный тобой с таким напором и столь строго, кажется очень близким, я понимаю, что он именно твой, понимаю, по-моему, то, что означает в некоторые моменты понятие «идеологического» гуманизма, необходимость идеологии в целом, даже в коммунистическом обществе, и т. д. Меньше я был убежден тем, что связывает все эти тезисы с самим Карлом Марксом. Вероятно, мое недоверие, как и чувство, что другие посылки, не марксистские, могли бы требовать такого антигуманизма, во многом обусловлено моим невежеством. То, что ты излагаешь начиная со 116-й страницы, с моей точки зрения, отлично показывает разрыв Маркса с определенным гуманизмом, определенной связкой эмпиризма и идеализма и т. д. Но радикализация часто, в ее наиболее сильных и соблазнительных моментах, кажется мне очень альтюссеровской. Ты мне скажешь, что «повторение» Маркса не должно быть его «рецитацией», тогда как углубление и радикализация – это и есть верность. Несомненно. Но разве тогда нельзя прийти к тому же результату, начав с Гегеля или Фейербаха? К тому же, хотя меня полностью удовлетворяет то, что ты говоришь о сверхдетерминации и «инструментальной» концепции идеологии, а также о сознании и бессознательном… меня смущает само понятие идеологии по философским причинам, которые, как тебе известно, меньше всего можно считать «реакционными». Напротив. Мне кажется, что это понятие все еще остается пленником определенной метафизики и определенного «перевернутого идеализма», о котором ты знаешь лучше всех остальных. У меня даже складывается впечатление, что оно угнетает и тебя самого… Нам нужно будет снова поговорить обо всем этом с текстами Маркса под рукой… и чтобы ты заставил меня читать[337].
В начале 1960-х годов срок работы ассистентом ограничен четырьмя годами. Поэтому Деррида должен в любом случае уйти из Сорбонны осенью 1964 года. Несколькими месяцами ранее Морис де Гандийак советует ему подать заявку в CNRS на два года академического отпуска, чтобы вплотную заняться диссертацией, что он и сделал. По словам Жана Ипполита, кандидатура Деррида напрашивается сама собой, и препятствий его утверждению не должно быть, тем более что Ипполит является членом комиссии[338]. Но перспектива двух лет сплошных исследований Деррида больше пугает, чем соблазняет. Хотя у него сохранились довольно болезненные воспоминания о годах ученичества в Высшей нормальной школе, его очень привлекает должность «каймана» философии:
Несмотря на страдания, я проникся Школой как соблазнительным, притягательным образцом, так