зайцев; приглушенно смеялись. Не расходились потому, что приказано тут встретить поклоном царя-батюшку.
Бабы и молодицы собрались отдельно, иные переглядывались с парнями. Однако даже здесь, на приволье, вдали от родителей, игривость молодежи гасла под строгими взглядами пожилых односельчан. И тут кто-то из баб низким голосом произнес речитативом всем знакомые слова. Будто дожидаясь этого, остальные сразу подхватили хором, и над полями и рекой к голубому небу понеслась песня такая же бескрайняя, как просторы вокруг:
Ой-да, послали меня молоду
в поле полоть лебеду-траву.
Ой-да, целый день гнула спинушку,
а домой пришла – муженек бранит:
Ой-да, почему ты не улыбчива?
Почему мужу не услужлива?
Ой-да, к мужу я приласкалася,
поднесла воды, сапоги сняла.
Ой-да, дети малые в избе
слезами заливаются.
Ой-да, во дворе-то коровы
ревьмя ревут, надрываются.
Ой-да, коровушек подоила я,
детишек уложила спать.
Ой-да, свекор-батюшка волком рыкает.
Я молода ему улыбнулася.
Ой-да, свекровушка то заметила,
понесла меня на чем свет стоит!
Ой-да, со свекровушкой я поладила,
уложила в постель, ноги вымыла.
Ой-да, а потом свекору уважила…
Перестал рычать, стал подхваливать.
Ой-да, все поделала, все уладила,
и самой пора прикорнуть-уснуть.
Ой-да, прикорнуть-уснуть
не пришлося мне:
Ой-да, заиграл пастух
да в золотой рожок.
Любит русский человек послушать задушевную песню и подтянуть, хоть вполголоса. Замолчали самые говорливые из мужиков, подошли поближе к бабам. Окрепла песня, окрасилась многоголосием, переливами и повторами, шутливая и задорная.
Туда, где лежали два убитых волка, псари подтащили и волчицу. Старший псарь, сняв шапку, стоял потупившись. Царь заметил его:
– Говори.
– Государь, зверя посек твой десятник Юрша.
На удивление свиты, эти слова не рассердили, а, наоборот, обрадовали Ивана, его глаза весело сверкнули:
– Десятник, говоришь? Юрша, ты где?
– Тут, государь.
– Ну-ка подь ближе. – Дети боярские с заметной неохотой отвернули коней, пропуская десятника. – Скажи нам, как ты в нашу забаву впутался?
– Помилуй, государь. Я защитил… – На долю секунды замялся Юрша, потом, смутившись, закончил: – Защитил твоего коня. Волк набросился на него, государь.
– Молодец! Везде поспеваешь. Вот только шкуру попортил.
– Виноват, государь. Поспешил.
– Ладно. Придется простить. Я у тебя в долгу, Юрша, твой конь подо мной. Боярин Прокофий, дашь десятнику лучшего коня в полной сбруе. Да чтоб пригляднее вот этой. – Иван тряхнул уздечкой. – В другой раз чтоб не зазорно было государю держать.
Боярин Прокофий подался вперед:
– Государь, изволь