которую он, возможно, воспринял у ранних мистиков XIV в., таких как Мейстер Экхарт (ум. 1327) и ученик последнего Иоганн Таулер (ок. 1300–1331), состояла в том, что все попытки человека угодить Богу являются отражением греховного человеческого тщеславия. Поэтому верующей душе следует оставаться пассивной в ожидании благодати (pp. 17–24). Ученики Гроота объединились в монашеские общины (первая была основана в Виндесхайме в Нидерландах), члены которых с помощью проповедей и мистических упражнений культивировали подлинное смирение в отношениях с Богом (pp. 59–62). В начале XV в. братства начали проникать в Северную Германию (первое из них было основано в Мюнстере в 1401 г.), и вскоре их влияние значительно усилилось. Мистицизм Братьев нашел выражение в ряде ярких сочинений, включая анонимный труд «Немецкая теология» (ок. 1400) и трактат Фомы Кемпийского (1380–1471) «О подражании Христу» (pp. 166–170). Но прежде всего они были обязаны своим влиянием августинианскому акценту на падшей природе человека и необходимости обретения личной веры в искупительную благодать Божию. Во второй половине XV в. ряд видных немецких теологов обратились к тем же темам, поэтому их иногда называют «реформаторами до Реформации»[11]. Один из самых ярких примеров – деятельность Иоганна Весселя Гансфорта (ок. 1419–1489), который в течение 17 лет, начиная с 1432 г., оставался вместе с Братьями общинной жизни в Зволле, пока не перебрался в 1449 г. в Кёльнский университет (Miller 1917, I, 43–49). Гансфорт ясно излагает свои идеи в 1489 г. в открытом письме Якобу Хуку, который пытался защищать папскую практику полных индульгенций[12]. Он пишет, что индульгенции – результат неправильного понимания отношений между человеком и Богом. Ни одно человеческое деяние, даже если это деяние папы, не поможет грешнику достичь заслуги. «Абсурдно и недостойно» верить, пишет он далее, что простым «человеческим указом» можно изменить «деяние в лучшую сторону в глазах Бога» (Gansfort 1966, p. 99). Единственный путь к заслуге лежит через «наполнение благодатью», которую Бог в своей милости может нам даровать (p. 110). Это, в свою очередь, означает, что все усилия папства и Церкви, направленные на помощь в достижении спасения, неуместны, поскольку «папа не может никому даровать благодать» и «не способен понять, пребывает ли он сам или кто-либо другой в состоянии благодати» (p. 117). Единственной надеждой для уверовавшего грешника являются личные и доверительные отношения с Богом и трактовка Писания и апостольской традиции как «единственного правила веры» (p. 105).
Другим мощным течением позднесредневековой мысли, получившим отражение в теологии Лютера, был «новый путь», via moderna, последняя крупная школа средневековой схоластики. Она появилась в начале XIV в. и была реакцией на via antiqua томистов, утверждавших, что разум, как и вера, может способствовать постижению замыслов Бога, поскольку вера никогда не вступает в противоречие с природой, но лишь «совершенствует» ее. По сути дела, вся история поздней средневековой схоластики может быть изображена как процесс постепенного ослабления связей между