Декланда.
Я не могу сказать точно, существует ли страх, как эмоциональная сторона восприятия, сужающая всё до маленькой точки перевёрнутой призмы реальности. Но уверен, что существует отторжение происходящего, вызванное отвращением к не желаемым действиям. Я бы это описал, как насильственное принуждение быть человеком.
– Пять машин перед домом, ещё несколько в гараже. Здесь, по моим подсчётам, не менее сорока трёх человек, сорока пяти вместе с нами. Это не просто предпраздничный ужин, а нечто грандиозное и необычное даже для нас. Ни отец, ни мать никогда не впускали в это поместье столько народа, – монотонно замечаю я, поднимая ворот пальто. На ресницы падают капли дождя. Хорошо. Он холодный, а я это люблю. Хотя бы что-то мне нравится. Дождь.
– Вообще-то, сегодня за ужином будет сорок шесть человек. Мы с тобой идём, как пара, – поправляет Декланд с улыбкой, вызывая у меня недовольное фырканье. Я никогда не ошибаюсь. Никогда. Здесь не может быть сорока шести человек. Сорок пять.
Пять машин. В первой…
– Подожди, ты сказал, что мы пара? – Когда до меня доходит смысл его слов, я обрываю мысленные алгоритмы и поворачиваюсь к нему, расправившему чёрный зонт над нами.
– Верно, я сегодня без супруги, она поехала в Манчестер помочь с нашим первым внуком. Ты, здесь и говорить нечего, как обычно, один. Выходит, мы с тобой пара, – кивает он, считая, что это очень остроумно.
– Я не против меньшинств, но лучше быть нечётным гостем, чем парой с престарелым маразматиком, – возмущаюсь я.
– Эйс, это оскорбление, – цокает Декланд.
– Это констатация факта. Ты слишком дотошен и обожаешь симметрию. К тому же ты носишь два обручальных кольца, потому что одно, по твоему мнению, скучает без двойника на другом пальце. Ты не даришь ничего, что не имеет пары, и это лишь малость, но явно доказывающая одну из разновидностей маразма, которому подвергаются люди, достигшие шестидесятилетнего возраста, порой и раньше.
Мы останавливаемся у дверей, которые моментально распахиваются, и жуткий шум, невыносимая вонь смешавшихся ароматов еды, алкоголя, духов, дезодорантов, одеколонов, цветов, спёртости наполняют меня до тошноты.
– А теперь слушай меня, Эйс. Не порть вечер, как и отношения с семьёй, они ждали тебя, нервничают и волнуются, потому что у них для тебя много новостей. Поэтому будь хорошим параноиком, не оскорбляй людей, не анализируй, а лучше, вообще, не думай о том, чтобы высказать своё уникальное восприятие этого мира. Всё ясно? – Чётко выговаривая, он приближается ко мне. Но его роста не хватит, чтобы накрыть меня своей тенью и хотя бы немного напугать. И это вызывает лишь сочувствие. Столько усилий, чтобы я не был самим собой, а вновь показал всем, как рождается ложь и пыль.
– У меня есть грандиозная идея. Я лучше сейчас развернусь, даже вспомню, как присвистывать, и направлюсь в машину. Вернусь в удобный салон и поеду в свой дом, где никто не пожелает