находилась в одном квартале от дома Сахаровых, и, вероятно, Сергей там тоже бывал. Он глубоко уважал этого художника, считая его патриархом русской живописи, и постарался заручиться его «благословением» перед отъездом из России.
Сергей родился в 1896 году в царствование Николая II, на закате Российской империи. Первые восемь лет его детства приходятся на мирное время, потом вспыхнула война с Японией, а затем уже его жизнь стала неотделима от трагических событий той эпохи.
«Я был еще молодым (18), когда на мою долю выпало переживать исторические события, трагизм которых превзошел все, что я встретил в книгах: говорю о Первой мировой войне и последовавшей за нею (в России) социальной революции. Во мне самом рушились юношеские мечты и надежды, что странным образом соединилось с новым углубленным разумением смысла бытия вообще. Умирание и гибель слились с возрождением»[7].
В 1905 году произошла первая русская революция, затем, в 1914 году, разразилась Первая мировая война, за ней революция 1917 года и большевистский переворот, повлекшие гражданскую войну. Все эти горькие события только углубили экзистенциальные поиски Сергея: для чего он родился, в чем смысл жизни, если она всегда завершается смертью и вечным забвением? Эти вопросы настолько мучили его, что ему иногда казалось, что он сходит с ума. Он никому не рассказывал о своих душевных терзаниях, и внешне казалось, что он ничем не отличается от других молодых людей, – часто смеется и шутит; но эти вечные вопросы бередили его ум. Раздираемый внутренними противоречиями, он не мог сблизиться с другими молодыми людьми и искал ответы в собственном творчестве.
Фигуративное искусство, свободное от препон времени, пытается выразить себя в поисках вечного. Стремление совершеннее представить бесконечное и вечное ярко проявилось в России в начале XX века, особенно в творчестве художников-символистов, представителей Серебряного века. Сергей не примыкал активно ни к одной из групп, но был открыт всем веяниям, изучал все предшествующие попытки найти ответы на мучившие его экзистенциальные вопросы и искал собственные решения.
Его остро волновала проблема смерти и вечного забвения, не-бытия. «Я видел смерть не по телу, не в ее земных формах, но в вечности»[8].
Несмотря на внутренние терзания, он продолжал молиться, как в детстве научила его няня. Он также читал Евангелие, правда, не слишком понимая его, а просто обращался к нему, как привык в детстве, пока в один прекрасный день, когда ему было семнадцать, он шел по московской улице, и внезапно его поразила мысль, скорее, сомнение. Оно заключалось в том, что евангельское учение о любви относится только к психологии, и после этого Сергей сознательно перестал молиться.
Затем он обратился к восточным религиям, медитации и йоге, стараясь через практику медитации постичь непостигаемое и недосягаемое, тайну Бытия. Среди художников, и прежде всего художников Серебряного века, было модно изучать все виды эзотерики – и практики, и направления.
«Его мастерская размещалась на последнем