восседал во главе стола на помеси стула с троном – высокая, роскошная спинка с россыпью сапфиров по краю и довольно простенькое сиденье, даже без подлокотников. Маленькие Наумовы глазки сально щурились, высокая корона успешно маскировала плешь с начесанными с боков волосами. Алая, в золотых лилиях, мантия свесилась на пол. Тяжелая, наверно, бархатная. Сзади, по обе стороны царского седалища, стояли фаворитки – блондинка и жгучая брюнетка, нежно улыбавшиеся Наумовому затылку. Я сначала решила, что их ограбили на большой дороге, но потом поняла, что практическое отсутствие материи на соблазнительных телесах – нормальное явление. Материи не просто было мало. Она, по-видимому, сползла, прикрывая абсолютно неинтересные части тела, а то, что прикрывают на пляже, было выставлено на всеобщее обозрение за вычетом пары клочков и трех веревочек. Слева от короля, поджав губки, – невероятно прямо, словно посаженная на кол, – сидела королева Вероника, законная супруга Наума, девица кукольной красоты. Светлый кучерявый парик венчала сапфировая диадема. Невыразительные голубые глаза равнодушно скользили по хитрым лицам придворных, выстроившихся вдоль стен в ожидании сигнала к началу пиршества. На руках у ее величества дремал серебристо-серый мопсик со сморщенной лупоглазой мордочкой. Вернее, мопсик дремал, пока я не вошла. Тут уж ему стало не до сновидений. Рванувшись из рук, песик жабой плюхнулся на пол и укрылся под стулом Наума, задрапированным свисающей мантией.
Брови короля поднимались, как разводной мост, пока не приняли практически вертикальное положение. Шушуканье придворных стихло.
Я сделала кривой реверанс. Кот инстинктивно впился когтями в плечо, и я трудом удержалась от нецензурного вопля, горько пожалев, что не подыскала менее тяжеловесного спутника – скажем, грача. Грачи тоже неплохо смотрятся на плечах у ведьм, их часто принимают за воронов (те гораздо крупнее), а хриплое унылое карканье добавляет имиджу зловещей таинственности. К сожалению, при моем приближении не только грачи, но и куда более морально устойчивые галки разлетались с воплями и не оглядываясь.
Кот решил реабилитироваться, раззявил зубастую пасть и гнусаво мяукнул. Придворные со стоном отшатнулись, королева Вероника заслонилась веером. («Все-таки кот – тоже ничего», – злорадно подумала я.) Высказавшись, Барсик спрыгнул на пол и важно продефилировал к столу. Люди торопливо расступались, давая ему дорогу. Из-под стула боязливо зарычал мопсик. Постояв у трона и посветив на Наума глазами, кот легко взвился на стол и с урчанием вцепился зубами в крыло огромного печеного гуся.
– Ну здрасте, ваш-личество, – сказала я, почесав затылок и внимательно оглядев желтые накладные ногти. Обнаружив, что там что-то застряло, я сощелкнула пойманное на пол (шаровая молния, пущенная накатом, не произвела бы большего эффекта), вальяжно отодвинула стул (с которого спешно бежал первый министр), плюхнулась