цивилизованно, как водится меж ученых людей… И что он сделает? Что скажет? Чтоб ты лишился всех пальцев, лысая жаба! Чтоб сдох ты в кровавый закат! Чтоб твою печень сожрал шестилапый кайман! Чтоб…
Дик ухмыльнулся, представив лицо Джеффри Айвора, милейшего джентльмена и обладателя трех докторских дипломов. Ухмылка его была так широка, что он чуть не выронил секиру. В следующее мгновение он вдруг осознал, что песня Наставника смолкла, зато пинь-ча верещит и мечется по ветке с такой скоростью, будто хочет догнать свою тень. Затем Дик услышал знакомый стрекот «пчелки», а вскоре и разглядел ее в разрывах листвы – лазурный силуэт под призрачным зонтиком винтов, зависший в бирюзовых небесах. Машина плавно пошла к земле, гул сделался громче, напоминая боевое урчание Каа, над поляной пролетел стремительный теплый ураган, взвихрились сухие травинки, а пинь-ча, ужаснувшись, прыгнул вниз и в поисках спасения вцепился Дику в волосы.
– Дад! – завопил Дик, выпуская нагретое солнцем древко секиры.
Филипп Саймон спрыгнул в траву, задрал голову вверх, нашел взглядом сына и поинтересовался:
– Давно висишь, парень?
– С рассвета. – Осторожно пошарив рукой, Дик выдрал пинь-ча из волос и перебросил на крышу веранды, к флагштоку с голубым вымпелом ООН. Зверек, не любивший вертолетов, царапался и панически верещал. – С самого рассвета, – повторил Дик, глядя, как встает Учитель, делая жесты приветствия и почтения, как изумрудный змей свивает кольца у его колен, как, медленно опускаясь, плывут в воздухе бурые ниточки травы.
Кивнув, отец повернулся к Чочинге: согласно обычаю, пришедший из леса, равно как и спустившийся с небес, считается гостем и первым слушает песнь хозяина, даже если прибыл он в свой собственный дом, в свою семью и к своим женам. Это являлось мудрой традицией тайят – делать праздник из каждой встречи; ведь никто не мог сказать, удастся ли свидеться вновь.
Чочинга запел, и Дик, вспоминая ту первую песню, что звучала здесь годы и годы назад, улыбнулся, подумав: бежит время… Тогда он был глух и нем и видел не Учителя Чочингу, а сказочного исполина или демона, владыку змей… И такими же загадочно-непонятными были Чия и Чиззи, Цор и Цохани, пинь-ча и ало-золотистая птица-певун, что сидела у Цора на плече… Но время все расставило по своим местам: Учитель был теперь Учителем, Чия – задушевным другом, Цор – соперником. Может, врагом.
Но что гораздо важнее, теперь Дик понимал каждое слово в песне Чочинги, и все эти слова обрели для него вес и смысл, значение и цель. Он мог бы сам продолжить песню с любой строфы, как если бы вдруг обратился в пожилого воина-тай, Наставника клана Теней Ветра. Он больше не был чужаком.
Учитель пел:
Я – Чочинга, носивший дневное имя Быстрей Копья,
Я – Чочинга, чье имя вечера Крепкорукий,
Я – Чочинга, чьи отцы Чах Опавший Лист
и Чеуд Потерявший Сына,
Я – Чочинга, чьи матери Хара Гибкий Стан
и Хо Танцующая В Травах,
Я