не понимаешь, о чем я говорю?
– Не понимаю.
– Ты должен разрезать живот и стенку матки и извлечь младенца.
– Разрезать мать?
– Да.
– А вам приходилось это делать?
– Несколько раз. Еще когда я только изучал медицину, один из моих учителей вскрыл живую женщину, чтобы извлечь дитя.
«Вот лжец!» – подумал Роб, устыдившись того, что слушает так жадно. Ему вспомнилось, что рассказывал Цирюльник об этом человеке и обо всем его племени.
– И чем все это кончилось?
– Она умерла, но умерла бы она в любом случае. Я не одобряю вскрытие живых женщин, однако мне рассказывали о врачах, которые поступали так и сохраняли жизнь и матери, и ребенку.
Роб повернулся и зашагал прочь, пока этот человек с французским выговором не высмеял его, как доверчивого простачка. Но, сделав всего два шага, вернулся назад:
– А где нужно резать?
В дорожной пыли лекарь-еврей нарисовал торс и показал два разреза: один – длинной прямой линией на левом боку, другой – чуть выше середины живота.
– Или так, или эдак, – сказал он и отбросил палку подальше.
Роб кивнул и ушел, не в силах даже поблагодарить.
20. В ермолках за столом
Из Теттенхолла Роб выехал не мешкая, но с ним уже что-то начало происходить.
Запас Особого Снадобья от Всех Болезней подходил к концу, поэтому он купил у одного крестьянина бочонок метеглина и, сделав привал, смешал необходимые составляющие для целебного зелья, распродавать которое начал в селении Ладлоу. Снадобье расходилось, как всегда, хорошо, однако Роб пребывал в задумчивости; ему даже было страшновато.
Держать душу человеческую на своей ладони, словно камешек. Чувствовать, как умирает женщина, но вернуть ее к жизни своими усилиями! Даже королю не дано такой власти.
Избранные.
Может ли он выучить еще больше, чем уже знает? Насколько больше? «Как это, – спрашивал он себя, – выучить все, чему только могут научить другие?»
В первый раз он осознал, что горячо желает сделаться лекарем. Иметь настоящую возможность бороться со смертью! У него появились новые мысли, которые то приводили его в неописуемый восторг, то причиняли жестокие душевные муки.
Наутро он направил повозку к Вустеру, следующему городу на дороге к югу, на берегу реки Северн. Впоследствии Роб не мог вспомнить ни реки, ни дороги, ни того, как он погонял Лошадь – вообще ничего из той поездки. Вустерские горожане, разинув рты, глазели, как красная повозка прокатила по площади, совершила круг, не останавливаясь, а потом выехала из города по той же дороге – но в обратном направлении.
Деревушка Лактеберн в Лестершире была слишком мала, чтобы иметь собственный трактир, однако вовсю шел сенокос, и Роб остановился у луга, где орудовали косами четверо мужчин. Тот, что шел по прокосу ближе к дороге, оторвался на минутку от работы и объяснил, как проехать к дому Эдгара Торпа.
Старика Роб отыскал на огороде: тот, стоя на четвереньках, собирал лук. Роб сразу же, с чувством странного волнения, заметил, что Торп видит. Правда,