случилось?
– Да все эта злосчастная работа. У нас уже половина людей хворает, кашляют да сплевывают поминутно. А он сегодня так ослабел, что свалился сразу, чуть лишь нам пришлось поднапрячься. Ну, думаю, он денек-другой отлежится, а там вернется обратно на пристань.
Назавтра Натанаэль не смог подняться на ноги. И говорить толком не мог, только сипел и кашлял. Мистрис Харгривс принесла горячий отвар, заправленный медом, и не спешила уходить. Они с Натанаэлем тихонько, доверительно о чем-то разговаривали, раз-другой женщина чему-то смеялась. На следующее утро, однако, у Натанаэля начался сильный жар, он не был расположен шутить и любезничать, и Делла надолго не задержалась.
Язык и горло у отца сделались ярко-красными, он то и дело просил воды.
Ночью ему снились кошмары. Один раз он кричал, что по Темзе поднимаются вонючие датчане на своих кораблях с высоко задранными носами9. В груди клокотала густая мокрота, а откашляться ему никак не удавалось; дышать становилось все труднее. На рассвете Роб поспешил в соседний дом, за вдовой, но Делла Харгривс не пожелала идти.
– Мне так кажется, у него гнилостная болезнь, а она легко передается, – сказала Делла и захлопнула дверь.
И Роб снова пошел к старейшинам цеха, больше идти все равно было некуда. Ричард Бьюкерел хмуро выслушал его, пошел к ним в дом и долго сидел в ногах у Натанаэля, присматриваясь к его пылающему лицу и прислушиваясь к тому, как клокочет у того в груди при каждом вздохе.
Самым легким выходом было бы позвать священника; поп не много сделал бы: зажег бы свечи, прочитал молитву, – но после этого Бьюкерел мог уйти с чистой совестью и никто его ни в чем не упрекнул бы. Несколько лет он был хорошим, преуспевающим строителем, но в должности главы лондонской гильдии плотников ему приходилось слишком трудно, потому что в его распоряжении была скудная казна, а он пытался с ее помощью сделать куда больше, чем она позволяла.
Но Бьюкерел отлично понимал, что станется с этой семьей, если не будет хотя бы одного кормильца, и он поспешил к себе, взял деньги из казны гильдии и нанял Томаса Ферратона, лекаря.
В тот вечер жена Бьюкерела пилила его немилосердно:
– Лекаря? Что же это, Натанаэль Коль вдруг сделался человеком знатным, благородным? Да всякому другому в Лондоне вполне хватает обычного хирурга10, отчего же Натанаэлю Колю требуется лекарь, который обойдется нам недешево?
Бьюкерелу оставалось лишь пробормотать какие-то оправдания, потому что жена была права. Оплачивать услуги лекаря могли позволить себе только знать да богатые купцы. А простой работник мог потратить полпенни на хирурга-цирюльника – тот пускал кровь или назначал сомнительное лечение. По мнению самого Бьюкерела, все целители были вымогателями чертовыми и вреда от них было больше, чем пользы. Но ему так хотелось сделать для Коля все возможное, что в минуту слабости душевной он нанял лекаря, потратив на это взносы, заработанные тяжким трудом других плотников.
Когда Ферратон появился в доме Коля,