на ее смущение, причинить неловкость. Но сейчас шутить таким образом было бы верхом глупости. Да и Нгака наверняка все рассказала бы матери, а та глянула бы удивленно и строго и спросила, не забыл ли Люк о чести старшего мужчины в семье.
Потому Люк заверил, что девушки всегда купаются отдельно от юношей.
– Все-таки отдельно? – уточнила Мэй, и Люк понял, что она улыбается.
– Так и есть, – кивнул он.
– О! Река! – послышался возглас Ника.
Они действительно пришли – воздух стал чуток прохладнее, послышался шум воды, и запахло свежо и приятно.
– Вот теперь девочки к водопаду, а мальчики чуть ниже. Смотрите не нахлебайтесь воды, – предупредил Люк.
А после, глядя на удаляющиеся фигуры сестры и Мэй, ставшие четкими, серыми и тонкими, он подумал, что точно так же будет стоять и смотреть, как отец и светловолосая уйдут в Плавающие дома. Он их отвезет и отпустит. И только фигуры, размывающиеся в сумраке, останутся на память.
Стало вдруг горько и странно. Пропала радость от долгожданного купания, от спокойной ночи в безопасном лесу. И одолевшее разочарование показалось слишком сильным. Непреодолимым.
Он не хочет, чтобы Мэй уходила. Потому что влюбился в нее как последний дурак.
Это нормально, мужчина должен любить свою невесту. Но в том-то и вся горькая шутка: Мэй никогда не станет его женой…
– Вошей вашей матери… – пробормотал Люк, сам не понимая, кого имеет в виду.
Ругательство про «вошей» было сильным, его говорили только заклятым врагам. Но ведь Мэй и ее отец теперь не враги. Теперь они свои, друзья. Почти родные, почти члены семьи.
Кто же сейчас враг? Кто препятствует счастью? Почему Мэй не может остаться?
Может, потому, что она не любит Люка?
Ерунда, Люк нравится ей, это точно. Это без сомнений. Достаточно прикоснуться к ее рукам, услышать ее голос, когда она произносит имя «Люк», посмотреть в ее глаза – и все становится ясно.
Они нравятся друг другу, они понимают друг друга, им хорошо рядом друг с другом. И у них есть Енси, который слушается обоих. Так почему они должны расстаться?
Люк сдержит обещание и отпустит. По-другому быть не может. Но как же это глупо и бестолково!
Прохладная вода немного остудила голову. И, яростно натирая тело мылом, Люк решил, что сейчас слишком рано что-то решать окончательно. Может, Мэй еще поменяет свое решение. Ей просто надо увидеть, как рождается дракон. Надо первой положить ладонь ему на голову и произнести имя, надо назвать свою собственную машину.
И тогда, когда малыш-дракончик засеменит рядом – послушный, любознательный, ласковый, – тогда Мэй сама пожелает остаться. И Люк совсем не будет возражать.
Нет, возражать он не будет вовсе!
Плоский выступ скалы скрывался за рядами узкоствольных, высоких деревьев, чьи воздушные корни спускались с веток до земли и цеплялись за почву с завидной настойчивостью. Справа скала становилась отвесной и неприступной, впереди ее закрывали деревья, а слева резкий обрыв уходил к самой