металась возле него, и плакала, и держала его за руку, и ругала сумасшедшим дураком, и тут же испуганно, нежно заглядывала в глаза: «Тебе больно? Ну потерпи, чуть-чуть потерпи». Она тормошила его, и целовала, и снова ругала, и опять плакала…
Ивану Лыкову отчего-то всегда хотелось думать, что это именно Анна спасла его тогда. Хотя это было и не так. И он вовсе не умирал смертью героя. Ему натуго забинтовали грудную клетку после рентгена, промыли и зашили мочку уха, сказав: «До свадьбы заживет».
Чьей вот только свадьбы?
А потом шло время, и Анна все собиралась и собиралась замуж за своего студента, но он на ней так и не женился. Лыков готов был убить его и вместе с тем испытывал странное облегчение, граничащее со счастьем.
После смерти матери они с Анной жили вдвоем в своей старой квартире. Чисто внешне все было опять же как у всех. У Анны за эти годы было несколько мужчин, и, как говорится, без особых последствий. У самого Лыкова тоже были женщины. В женщинах ведь вообще нет недостатка. Выезжайте вечером на Ленинградку, выбирайте любую – на час, на ночь.
Что-то такое бредовое в качестве возможных планов насчет сестры и Сергея Мещерского Лыков слыхал от всеобщей чокнутой тетушки Евгении Александровны. Но всерьез этому значения не придавал и не беспокоился. Мещерский с его наполеоновским ростом и деликатной робостью в обращении с противоположным полом был не соперником.
Кому не соперником?
Этот вопрос Лыков себе задавать не любил. Такие вопросы были опасны. Но потом настала новая эпоха – эпоха Лесного, ознаменованная приездом Романа Валерьяновича Салтыкова. И жизнь Анны резко изменилась. Жизнь Ивана изменилась тоже. А тайна стала глубже, острее, перейдя в сферу совсем уж каких-то смутных, разрушительных грез, где на фоне двух разных пейзажей – чугунно-заводского и умиротворенно-усадебного, всегда был один и тот же образ. А прочие просто не существовали.
Анна любила вечерами подходить к окну. Что она видела там в темноте, среди слепящих огней? Что она видела там сейчас, после их последней поездки в Лесное к Роману Салтыкову?
Когда Иван вошел в комнату, сестра сидела на подоконнике, смотрела на мост, на автостраду.
– Хорошо пробежался? – спросила она, не оборачиваясь.
– Нормально.
Лыков с некоторых пор, чтоб держать себя в приличной форме, не дрябнуть мускулатурой, не набирать вес, каждый вечер пятницы и выходных бегал по набережной Москвы-реки.
– Дождик идет?
– Был, но перестал.
– Ты, наверное, промок? Там чистое полотенце в ванной. Возьми.
– Спасибо.
– Ужинать будешь?
– А ты, Ань?
– Я? – она вдруг резко обернулась. – Знаешь, мне Наталья Павловна только что звонила – в Лесном… несчастье.
– Да? Какое же несчастье? – спросил Иван.
– Убийство. Убили священника. Того самого, которого Роман приглашал на освящение дома, – отца Дмитрия. Это случилось вчера вечером. А сегодня