в основном слезливую лабуду о том, как им жалко не только местное население (то есть родичей местных террористов), но и самих бандюков (их тогда именовали «борцами за свободу» и «повстанцами»), о «мерзости и подлости прогнившей кремлевской власти» и «тысячах сгоревших танков». Подливали масла в огонь и разные маразматические престарелые педики и шизофренички, в одночасье вдруг превратившиеся в «правозащитников»…
Интересно, откуда эти «акулы пера» тогда насчитали там столько подбитых танков? Чуть позже я прочитал в серьезных, выходивших микроскопическими тиражами изданиях вполне реальные цифры наших потерь, хорошо стыковавшиеся с тем, что я видел там лично, с декабря 1994 по конец февраля 1995-го по всей Чечне (а не только в Грозном) – 225 единиц подбитой бронетехники, в том числе всего 62 танка. Не так уж мало, по меркам той же Великой Отечественной довольно незначительные цифры, но тысячи-то откуда? Побойтесь бога… Но ведь не боялись ни бога, ни черта, ни собственной совести.
И никто тогда не говорил и не писал про частично выгнанное прочь, а частично вообще вырезанное еще до осени 1994-го тамошнее русскоязычное население или про то, что было бы, если бы вся эта погань поперла за пределы Ичкерии и Северного Кавказа (не в виде отдельных диверсионных групп Басаева и Радуева, а массово). Ведь они тогда всю Россию кровью бы залили по самую маковку. Но в те времена это было никому не интересно. Мексиканские и бразильские сериалы привлекали явно больше внимания, чем душераздирающие сводки с театра боевых действий…
Ну так вот, хоть мы там и успели насмотреться всякого на всю оставшуюся жизнь, стрелять мне на той войне пришлось всего раза три и ни разу при этом не удалось куда-нибудь попасть или расстрелять хотя бы один рожок из выданного мне «АК-74». Интересно, что при отправке на «контртеррористическую операцию» мне почему-то достался почти новый автомат гэдэ-эровского производства, похоже, из числа оружия, привезенного из-за бугра «героями-гвардейцами» из 64-го танкового…
Вообще все наши тамошние «постреляшки» были какими-то будничными и несерьезными. Там зимы мягкие, но оттого противные до омерзения, вроде бы вокруг и холодно, но снега почти нет и под ногами и под гусеницами все время клейкая грязища хлюпает.
Спали мы где придется, не раздеваясь. И обычно только ляжешь спать, как был, в бушлате и ушанке, с автоматом в обнимку – и где-то в стороне от нас вдруг начинают палить (в нашу сторону на моей памяти стреляли всего один раз, да и то, похоже, случайно). Сразу кругом тревога, шухер, начинают пускать осветительные ракеты и лупить из чего попало во все стороны. Мы, естественно, тоже вскакивали, занимали оборону и начинали стрелять, целясь по чужим вспышкам или трассерам. И заканчивалось все тоже одинаково – на шум обычно прибегал разбуженный офицер или прапор и, перекрикивая автоматный огонь (таких заковыристых выражений я больше никогда в жизни не слышал ни до того, ни после), оравший, чтобы «гребаные ушлепки» (то есть мы) немедленно прекратили огонь.
Собственно, вот