смесь дали попробовать подопытным мышам. Не выявив у них никаких изменений, эту смесь дали оценить на вкус троим добровольцам. Двое сравнили ее вкус с березовым соком, третий назвал ее «сладкой водой». Никакого воздействия на человеческий организм пуриум также не вызвал. Жидкость подлили в огонь – огонь загорелся синим пламенем.
Распылили в воздухе – в воздухе повисли красивейшие объемные узоры, переливающиеся всеми оттенками синего и зеленого цветов.
При заморозке она приняла кристально чистую зеркальную поверхность. Разряд тока, направленный в эту смесь оставлял электрический след, сохранявший в ней свою энергию. Повторные разряды оставляли похожие следы и суммируясь между собой повышали концентрацию напряжения и силы тока, пока в эту жидкость не погружали другой проводник, поглощавший эту энергию или до тех пор, пока ее мощность не достигала предела. Во втором случае происходил взрыв.
Пуриум не имел запаха, и политые им растения не претерпели никаких изменений.
Остальные опыты в основном заключались в попытках выяснить, вступает ли это вещество в реакцию с отдельными элементами таблицы Менделеева и их соединениями. Они были не столь интересны, как все предыдущие.
Но все же был еще один опыт, поразивший мое воображение. В одном из моих последних снов ученые растворили больше количество пуриума в двадцати литрах воды, помещенной в резервуар, и испарили ее на открытом воздухе с помощью электрического нагревателя.
Казалось, ничего необычного не случилось, но спустя час, за который молекулы смеси проделали свой путь к небу один из ученых, обратил внимание на облака. Те приобрели необычайно красивую окраску, варьирующуюся около все того же цвета морской волны и гармоничные формы, похожие на хлопья попкорна. Стало однозначно ясно, в чем причина такого преображения.
После этого сна я сфокусировал все свое внимание на девушке-ангеле. Мне не нравилось, что ее заперли, словно, птицу в клетке и доят, словно, корову, но я ничего не мог поделать. Моя беспомощность раздражала, но все же спустя полтора месяца появилось несколько вещей, которым можно было порадоваться. Наступило двадцать восьмое августа – день моего рождения. Еще я получил в распоряжение личную полку в тумбочке, заменившую мне место в общем шкафу (доступ к нему можно было получить только по непосредственной необходимости), получил место в большой столовой, разрешение на ношение музыкального плеера, на просмотр телевизора и, что самое главное, теперь я мог свободно передвигаться по отделению. Мне раньше и в голову бы не пришло, что переезд в другую палату может стать достойным подарком, а сейчас я доволен. Это первый глоток свежего воздуха фактически за целый год.
Правда, образ жизни или правильный «образ существования» я так и не изменил. Я продолжал сжигать время за шахматами, слушал радио и время от времени развивал свою теорию причастности к авторству звучавших песен.
Исходя из того, что все существующие песни написаны