Американский мультикультурализм. Интеллектуальная история и социально-политический контекст
послевоенного мирового порядка. На фоне этих эпических событий провиденциализм и мессианство, свойственные американскому самосознанию, приобрели особое звучание, а на смену высокомерному изоляционизму пришло глобалистское, «сверхдержавное» мышление. Характерным примерном является послание Ф. Рузвельта Конгрессу в 1944 г., в котором президент впервые представил свое видение послевоенного развития страны. Доказывая, что государство не вправе отказываться от своих социальных обязательств, Рузвельт подчеркивал не только необходимость обеспечить соответствующие права всем гражданам Америки «вне зависимости от их статуса, расы или веры», но и глобальное значение этого политического опыта. «Достойное место Америки в мире, – заявил он, – зависит от того, насколько перечисленные и аналогичные права реально распространяются на ее граждан»[96].
Подобные акценты переводили проблему национальной консолидации американского общества в плоскость глобальной геополитики и противостояния со всеми мировыми силами, «препятствующими прогрессу и демократии». Однако самоидентификация «от обратного», зависимость общественного сознания от наличия образа врага были весьма шаткими основаниями для национальной консолидации. К тому же в середине ХХ в. разительно менялось и само американское общество. Проблема ассимиляции этнокультурных диаспор казалась уже «частным случаем» на фоне формирования стратифицированного социального пространства. Политическая и интеллектуальная элита США долгое время не учитывала этот фактор – и республиканская пропаганда «возврата к старым добрым временам», и рузвельтовский «новый курс», и тем более патриотическая риторика в годы Второй мировой войны исходили из представления об американской нации, совершенно консолидированной в своей основе, не утратившей тот «общественный договор», который изначально сформировал ее политическое и духовное единство. Между тем социальная реальность становилась существенно иной. Прорыв в ее осмыслении совершили представители американской «эмпирической социологии» 1920–1930-х гг., отказавшиеся от стереотипов социал-дарвинизма и англоконформизма.
Наиболее яркое течение «эмпирической социологии» сложилось в Чикагском университете. Его основатели изначально поставили в центр своих исследований проблемы становления новых форм социализации личности и стратификации общества, распространения маргинальности и множественной идентичности в условиях урбанизации, социокультурной и институциональной интеграции иммигрантов в стратифицированное общество. Все эти актуальные и неоднозначные явления изучались прежде всего как функциональные модели социального взаимодействия[97]. Так социологи Чикагской школы фактически оказались у истоков методологической парадигмы американского мультикультурализма.
Широкий общественный резонанс вызвала уже одна из первых работ основателя Чикагской школы Уильяма Томаса, написанная в соавторстве с