левый глаз отсутствует, и не понять: то ли высечен веткой, то ли выбит стрелой, то ли выцарапан лесным зверем. В руках пруссак держал крепкий и увесистый кривой посох.
Судя по всему, обладатель посоха являлся жрецом-вайделотом – таинственным гостем из Священного леса, приглашенном на общинные моленья. У ног священнослужителя зияла яма. Перед ямой застыли двое. Впереди – мужчина, за ним – женщина. Бородатый, заросший чуть ли не по самые брови мужик вцепился в веревку, привязанную к рогам черного козла. Жертвенная животина ошалело мотала головой и тихонько блеяла.
– Козел! – в ужасе ахнула Аделаида – Черный козел! Да это же не просто язычники. Это дьяволопоклонники какие-то собрались! И зверя адского с собой привели! Вацлав, мне страшно!
Она еще сильнее прильнула к смотровой амбразуре. Ну все, теперь любопытную княжну за уши не оттащишь, блин!
Женщина, стоявшая позади бородача, держала на деревянном подносе квашню. Тесто было сырым, адский зверь – напуганным, мужик с бабой – худющими и изможденными. Бурцев ничуть не удивился бы, если б узнал, что в дар богам предназначался последний козленок и последняя мера муки обедневшего рода Глянды.
За этой парой с подношениями плотным полукругом толпилась вся община. Гомон человеческих голосов стих. Люди молча внимали жрецу. Даже дети, приведенные на моленье, словно прониклись важностью момента: не слышно было ни всхлипа, ни плача.
Жрец говорил. Делал он это громко, долго и вдохновенно, словно читал заунывным речитативом бесконечную героическую сагу. Вайделот то простирал руки над трепещущей паствой, то склонялся в поклонах перед обрядовым полотнищем. С древнепрусским у Бурцева было не ахти. Хоть и улавливало ухо порой в словах оратора славянские корни, общий смысл сказанного все же остался за пределами понимания.
Жрец, наконец, закончил вступительную речь. Кивок – и бородатый мужик подтащил козла поближе. Священнослужитель возложил длань на рога упирающемуся животному, затянул что-то по новой. Насколько понял Бурцев, в этот раз звучало не эпическое повествование, а торжественное перечисление. Похоже, вайделот взывал ко всем многочисленным богам и божкам прусского пантеона. Первыми прозвучали знакомые уже имена Перкуно, Потримпо и Патолло.
Жрец умолк. Боги призваны? Недолгая – в пол-секунды пауза и… Словно по команде, пруссы разом бухнулись на колени. Заголосили, заканючили, завизжали, завопили наперебой – Аделаида под боком Бурцева аж вздрогнула от неожиданности. Но наблюдения не прервала.
А в сарае творился полнейший бедлам. Кто-то бил себя кулаками в грудь, кто-то катался в пыли, кто-то рвал собственные волосы и бороду. Так, значит, это и есть общинное покаяние?! Бедные прусские небожители! Вряд ли даже им под силу разобрать хоть что-либо в этом многоголосом оре кающихся грешников.
Самоуничижительные возгласы как-то незаметно перешли в песнопения. Люди один за другим поднимались с колен. Двое или трое подхватили несчастного козла, оторвали истошно мекающую животину от