что-то добавляли и от себя, особенно по части симпатий и пристрастий. А кто, скажите на милость, такого не делал? Карамзин, что ли?
В историографических пристрастиях, верноподданнических восторгах и политических предпочтениях он был большим католиком, чем сам папа римский. Уверовав однажды в удобную, с точки зрения самодержавия, версию о призвании варягов и отождествив их с норманнами, Карамзин безапелляционно отвергал любые отклонения от своей абсолютизированной схемы начальной русской истории и, не колеблясь, объявлял ложной или поддельной любую точку зрения, не совпадающую с его собственной. Что касается хронологии, то Древнейший (?!) период отечественной истории, как о том черным по белому написано в предисловии к 12-томному карамзинскому труду, начинается с 862 года (?!)[17].
В сложившейся довольно-таки странной ситуации налицо обыкновенная, хотя и далеко не безобидная, подмена терминов. Вместо того чтобы говорить о многогранной русской литературе до XVIII века как о старописьменной, акцент переносится на ее принадлежность к конкретной (названной почему-то древней) эпохе, причем последняя отстоит по своей верхней планке от нынешних времен чуть больше, чем на три века. Древность для Руси при подобной фальсификации хронологически оказывается совпадающей с европейским Возрождением и Реформацией и даже с эпохой буржуазных революций.
По количеству субъективных домыслов, тенденциозности и так называемой научной отсебятины (талантливо, однако, преподнесенной) «История Государства Российского» сто очков даст фору любому хронографу и летописцу. Одно меланхолическое начало карамзинского труда чего стоит: «Сия великая часть Европы и Азии, именуемая ныне Россиею, в умеренных ее климатах была искони обитаема, но дикими, во глубину невежества погруженными народами, которые не ознаменовали бытия своего никакими собственными историческими памятниками».
Карамзин как будто пересказывает «злого демона» русской историографии, одного из столпов псевдонаучного норманизма, почетного иностранного члена Санкт-Петербургской академии Августа Людвига Шлецера (1735–1809). Разве не напоминает вышеприведенный пассаж Карамзина такое, с позволения сказать, шлецеровское «умозаключение», касающееся древнейшей русской истории (речь идет конкретно о VII веке н. э.):
«Повсюду царствует ужасная пустота в средней и северной России. Нигде не видно ни малейшего следа городов, которые ныне украшают Россию. Нигде нет никакого достопамятного имени, которое бы духу историка представило превосходные картины прошедшего. Где теперь прекрасные поля восхищают око удивленного путешественника, там прежде сего были одни темные леса и топкие болота. Где теперь просвещенные люди соединились в мирные общества, там жили прежде сего дикие звери и полудикие люди».
Поразительно, но факт: сказанное Шлецером относится как раз к той самой эпохе правления византийского императора Юстиниана, когда славяне вторглись на Балканы