объегоривает. Водку зря не хлещет, последнюю рубаху не отдает, а копеечку к копеечке и весь район к рукам прибрал. Напривозил разносолов, наоткрывал магазинов – только плати денежку да бери. Сам теперь разъезжает в огромном автомобиле, живет в хоромах, а мы, дураки, радуемся. Вот получу пенсию, и мы с тобой к Гроссману сходим – шоколадку купим, колбаски, сладких булочек. Пусть богач наживается, нам не жалко. А Вася одно себе: «И краски купим?»
Я, помнится, рассердилась:
– Что деньги тратить да руки пачкать! Опять Катьку-засранку ублажать начнешь? Глупой она родилась, глупой и останется, лучше о себе подумай!
Да разве он слушал! Мало, Катьку мыл да портки менял, он и маленького, можно сказать, один ростил. Шалава совсем распустилась, слонялась где попало, гостей в дом водила, так Васенька насушит хлеба на печке, вымочит в молоке – и мальцу в рот. Тот только причмокивает. Хлеб я носила, а молоко – соседка, бывшая Надькина учительница Вера Петровна. Она, правду сказать, женщина культурная и не жадная, но такая праведница, аж тошнит. Все поучает, все замечания делает, да кто тебя спрашивает?! Конечно, и хлеба часто не бывало, шалава по пьянке находила и съедала последнее, а я что, нанималась из своих копеек ейное отродье кормить? Так Вася придумал сухари на шкафу прятать. В газетку завернет, на стул влезет, пока дома никого нету…
Думаю, в тот раз она за сухарями и полезла, зараза пьяная. С Катькиного детского стульчика ногой соскользнула да со всего росту об печь головой и вдарилась. Так и милиция записала. Стульчик-то в сторону отлетел и от огня сохранился, только ножка обломана и картинки смазаны. Васенька на нем всё картинки рисовал для засранки, может, сиденье скользкое было. Теперь не спросишь. Полдома выгорело, от Надьки одна задница и ноги остались, а детей и вовсе не нашли. Ни одного. А что искать? Мал мала меньше, пацан еще сидеть не умел, на улице холод, осень. Может, собаки растерзали. У нас на соседней улице пес мальчонку уел, как раз в прошлом годе в это же время. А если бы и нашли, кому они нужны? Я себя-то еле тяну, Николай скоро не воротится, Надькиного брата, почитай, десять лет никто не видал. А что в приюте, что в могиле – одно счастье. Ой, не травили бы душу, шли своей дорогой! Мочи моей нет об них вспоминать.
Только одно еще скажу – стала я недавно ощущать, что не умер он, мой Васенька. Всем сердцем чую – не умер! Как куда делся? Вознесся! Святое дитя завсегда Богу угодно, вот он его к себе и забрал и жалеет мою кровинушку. Отец Афанасий тоже так говорит. «Ты, говорит, молись, Татьяна, за упокой невинной души. А Васенька будет сверху на тебя глядеть в любви и утешении».
Автобус. Калужская область. Октябрь 2005 года
Васильева, Татьяна Игнатьевна, пятьдесят девятого года рождения, товаровед. Местная, как родилась в Калуге, так всю жизнь и живу, недавно и внучок тут родился. Да мне рассказать не трудно, товарищ участковый, но помню мало. Я от родных возвращалась, как раз они картошку выбрали под зиму, яблоки осенние. Люди пожилые, самим не осилить, да и не нужно