миной, и складские интриги, и убийство богатой надменной курицы – тоже, да плевать на это все, было бы из-за чего париться. У меня в жизни были моменты, которые реально можно считать страшными. И у Вальки такие моменты тоже были, но она продолжает ужасаться несовершенству мира, а я нет.
– Валь, в Средние века была такая казнь – колесование. Виновного распинали на колесе, и палач ломиком перебивал ему кости, тщательно следя за тем, чтоб клиент не скопытился раньше времени и граждане всласть натешились его криками. На такие зрелища даже места покупались.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – Валька испуганно смотрит на меня. – Это ужасно…
– Я к тому тебе это рассказываю, чтоб ты понимала, почему я не парюсь насчет остального. На свете происходило и происходит столько жестокости, что портить себе нервы из-за какого-то банального убийства я смысла не вижу. Просто представь уровень страданий этого несчастного чувака, распятого на колесе, и ты поймешь, что мы живем в век повальной невинности. По крайней мере, цивилизация, созданная белыми людьми, подобное осуждает. Это тебе не шариат, который сулит отрезание носа непокорной жене, которой двенадцать лет. И не Африка, где негры соревнуются, кто из них самый жестокий сукин сын. Ты понимаешь, о чем я тебе толкую?
– Наверное, да… Всегда есть кто-то, кому хуже.
– Именно. – Я растягиваюсь на диване, всем своим видом давая Вальке понять, что аудиенция закончена. – Всегда был и есть некто, по отношению к кому была применена ужасная, с нашей точки зрения, жестокость, и даже вот в эту самую минуту какого-то бедолагу сжигают, надев на него покрышки и облив бензином – распространенная казнь у латиноамериканских наркокартелей. Вот в эту самую минуту он горит, думая лишь о том, что смерть отчего-то все не идет. И ты ничего не можешь сделать, ничем не можешь помочь – и по сравнению с ним тебе очешуенно. Давай спать, Валь, завтра на работу.
Валька вздохнула и поплелась на кухню. Она так и не избавилась от привычки перекусывать перед сном, но это уже именно привычка, а не потребность, и она постепенно сойдет на нет, если занять ее чем-то и отвлечь от желудка. Конечно, мне все равно, что с ней будет, – но если я поселилась здесь, нужно поддерживать порядок во всем, а это значит, что Вальке придется отвыкать жрать что попало, тем более на ночь, желудок тоже порядок любит.
Дом вздрогнул, посуда привычно зазвенела – за окном мелькают освещенные окна пассажирских вагонов. Люди находятся буквально между небом и землей, потому что дорога вне пространства, и люди, сидящие в поезде, словно вне законов общества и физики. Они знакомятся, что-то друг другу рассказывают, вместе пьют чай – а потом снова возвращаются на свои места в игре, но встретились они не случайно.
На свете вообще нет ничего случайного.
Вот я тоже не случайно родилась в семье, где папаша оказался психопатом, а мать – глупой коровой. Видимо, я должна чему-то научиться, и если это выживание, то я этому уже научилась, но кажется мне, что не все так просто с моей задачей в этой игре. И если я пойму, что еще должна извлечь из всей этой суеты,