девочке, что значит быть взрослым, и к моменту бракосочетания у него чешутся кулаки и подкашиваются коленки. После дзенской свадьбы Буковски догоняет священника на заднем дворике особняка. На длинной каменной лестнице он пристает к монаху и пытается дернуть того за ухо. Священник уворачивается и приемом айкидо спускает поэта вниз по ступенькам. Стиль Генри Чарльза Буковски, конечно, уступает утонченной восточной традиции, но его носитель вполне заслуживает звания Пьяного Мастера.
Я жил с худшими из женщин, они убивали то,
что не удалось убить работе.
Я знал, что я умираю.
что-то во мне говорило, давай, умри, усни, стань таким,
как они, прими.
Потом что-то другое во мне говорило, нет, сохрани маленький
кусочек.
много не надо, просто искру.
искра может сжечь целый
лес.
просто искра.
сохрани ее.
Мне кажется, я сохранил.
Я рад, что сохранил.
Какая, черт побери,
удача.
Этой искоркой для Буковски стало писательство. Он много лет продолжал неблагодарные попытки стать признанным писателем. Ты никогда не знаешь, писатель ты или фальшивка. Чтобы выяснить это, тебе нужно пройти длинный путь, без уверенности, что в конце тебя ждет хоть что-то, кроме конца. Буковски часто спрашивали в интервью, что делает человека писателем. Он говорил: «Ну, все очень просто. Или ты вываливаешь все на бумагу – или бросаешься с моста». О том, чтобы зарабатывать словами себе на хлеб, он и не думал. В юности он пытался учиться на журналиста, но весь первый курс провалялся на газоне перед кампусом, потому что на занятиях еще сильнее хотелось спать. Он пробовал устроиться в газету, но быстро оставил какие-либо попытки. Выходцу из простой семьи с окраин Лос-Анджелеса казалось, что зарабатывать себе на хлеб интеллектуальным трудом – фантастика и обман. Деньги можно добыть только честным трудом, то есть руками и ногами, а все остальное – от лукавого: «Кратчайший путь между двумя точками часто невыносим».
Чтобы творить, нужна свобода. Чтобы обеспечить эту свободу, нужны деньги. Получить их можно только через работу – то есть через несвободу. Писателю, крайне непопулярному типу в наше время, часто приходится либо обдирать близких и жить за их счет, либо голодать, чтобы обеспечить необходимую свободу и все-таки писать. Приходится жертвовать материальным благополучием и радужными карьерными перспективами ради дела, которое, скорее всего, прогорит. Потому что из тысяч голодающих художников всего пара десятков хоть чего-то да стоят. Остальные живут и работают вхолостую, большую часть времени не подозревая об этом. Это как стоять в помещении без света с пистолетом в руках, в котором всего один патрон. Нужно прицелиться и попасть в сердце поэзии. Целишься вслепую и стреляешь, а потом много лет идешь к телу своей добычи, без малейшего понятия, подстрелил кого-нибудь или нет. Скорее всего, нет. Верить нужно – но не