время Жан стоял неподвижно, затем обернулся к полковнику.
– Ну и что ты об этом думаешь? – спросил тот.
– Чертовщина какая-то, – признался Жан, – столько прошло сеансов, а упираемся в одно и то же… Мне надо туда наведаться.
Он взял тяжелый блокнот и набросал пометки, мысли, пришедшие во время сеанса, зацепки…Все это казалось детским лепетом. Камни, радуга, потеря памяти. И это среди Альп! В месте, где полным-полно пеших маршрутов, прекрасно работающая навигация и день и ночь функционирующая система поддержки туристов! И в одной единственной точке, о которой знал тот житель подгорной альпийской деревушки, с которым они беседовали после пропажи Марты, все это словно оказывается за невидимой чертой, где реальность искажается.
– Ребята рассказывали одно и то же, – полковник, помолчав, продолжил, – да, забыл сказать, в тот день в районе стоянки грозы не было.
Жан удивленно посмотрел на Громова. Еще одно доказательство измененной реальности.
– Да, тогда по сводкам метеорологов была замечательная погода. Хорошо, когда едем?
– Поеду я один, нужно проверить одно предположение.
– Я-то чем помешаю?
Жан покачал головой:
– Мне надо там быть одному.
На следующий день Жан прибыл в лабораторию профессора, который готовил снаряжение для поездки. Одежда, которую предложил профессор Алексей Евгеньевич, полностью состояла из искусственного материала метафлекса. Эта ткань, созданная несколько десятилетий назад, была усовершенствована, став почти волшебной. Она как кольчуга защищала от режущих и рубящих ударов, была способна следить за физическим состоянием своего обладателя. В ткань были вплетены особые электроды, реагирующие на биение сердца, температуру тела, уровень физической активности. Незатейливая одежда: брюки, длинный черный плащ с капюшоном, обувь практичного асфальтового цвета охлаждала в жару и согревала в холод. В полном обмундировании Жан мог бы сойти за странствующего монаха или паломника. Биологический микрочип, вживленный в тело, выполнял функции компьютера и средства связи, освобождая тем самым его обладателя от лишнего багажа и систем, которые могли выйти из строя.
– Иван, я тебя очень прошу, будь осторожен, – полковник по-отечески крепко обнял молодого человека перед самым его отъездом. – Я не переживу, если и с тобой что-то случится. Не прощаюсь.
– Что ж, бывай, Сан Саныч!
Пока Жан вместе с Громовым разгадывал подкинутый провидением ребус, Арин превратилась в механическую заводную машинку. Они с Жаном видели такую игрушку в антикварном магазине. День на взведенной стальной пружине проходил на ура: дела, общение с партнерами и коллегами спорились, а жизнь была насыщенной и интересной. Но наступал вечер, завод заканчивался, и все валилось из рук. На диване вместе с ней и свернувшейся калачиком кошкой покоилась темнота. Жан, ее опора и отдушина, уехал, оставив после себя только древесно-пряный аромат туалетной воды на наволочке и холодную пустоту на сердце. В это вечернее время мысль ее останавливалась, и она теряла способность