найти время при желании.
И сознание собственной правоты не помешало Тане покраснеть от стыда.
– Я вот собиралась к нему ехать и не знаю, жив он или нет. Наденька рассказывала, что он очень болеет, а ты не нашла времени навестить ее папочку. Я бы ему написала, но он просил ему не писать: не любит писем.
Пораженная великодушием женщины, которая должна была ненавидеть Виктора Сергеевича, Таня решила сделать все возможное, чтобы спасти Лидию Николаевну от этой поездки:
– Знаете, лучше вам туда не ездить. Чувствуется, что когда-то Виктор Сергеевич был интересным, талантливым человеком. Но сейчас это обломок великого. Вам будет просто больно смотреть… И к тому же у него так изменен характер…
– Сколько лет его матери? – перебила Лидия Николаевна. – А ему шестьдесят. – Лидия Николаевна насмешливо улыбнулась. – Квартира-то государству останется… Мужик был широкий. Ничего не скажешь. Женщин любил. Надежду отсюда выписывать нельзя. А я съезжу, поговорю – может, он меня пропишет.
После этого просчета в голове Татьяны были такие мысли: «Ну вы, Лидия Николаевна, даете! Куда вам столько? Здесь же трехкомнатная…» Но вслух Таня подавала деловые советы по поводу выписки и прописки, не оставляющие для Лидии Николаевны сомнений в том, что сама она поступила бы на ее месте точно так же. Отсутствие предположенного великодушия не заставило Таню бросить доброжелательство. Лидия Николаевна вернулась к мытью посуды.
– Кто твой папа, Танечка? – спросила она.
– Инженер.
– А мама?
– Врач-психиатр.
– Семья, значит, интеллигентная. Да. Наденька мне рассказывала, что ты очень умная и очень начитанная девочка. Где ты, кстати, учишься?
– В инженерно-строительном. Но в данное время я взяла академический отпуск и не знаю, учиться ли мне дальше.
Говоря это, Татьяна знала, что продолжит учебу. Академический она взяла, предчувствуя, что завалит сессию с Нинашевым в голове. Но внучка Лидии Николаевны никуда не поступала после школы и не собиралась. Поэтому Таня дала знать, что высшее образование не представляет для нее особой ценности.
Лидия Николаевна кончила мыть посуду и стала собираться за мясом. Надела старомодное пальто и шляпу и, предупредив строго-настрого, чтоб на стук и звонки дверь не открывалась, ушла.
Оставшись одна, я начала ходить по пустой квартире и все рассматривать. В первой комнате стояла кровать и огромное множество чемоданов и ящиков. Из-под кровати виднелись бутылки. Заглянув за дверь, я увидела еще один ряд бутылок и, заинтересовавшись, просмотрела все промежутки между стопками чемоданов. И там не обошлось без бутылок. Причем поражала чистота чемоданов и аккуратность построения блестевших бутылок. Этим предметам неплохо бы было стоять в беспорядке, утопая в пыли.
Вторая комната была очень светлая, с двумя окнами. В ней стояли пианино, письменный стол и диван. На подоконнике были цветы и на многочисленных полочках, вбитых в стену, тоже.
В третьей комнате,