не пойдет. Маленькая же совсем, сегодня намоталась, да и спать ей давно пора.
– Наиль, давай посидим, – продолжила Дилька.
– Где?
Она махнула рукой в сторону стогов и заявила:
– Тут тепло и мягко.
– Ты-то откуда… – начал я, но с кряканьем замолчал.
Смысл-то спорить. Решать надо, ложимся или топаем дальше. Сил топать особо не было, но вот так сразу ложиться мне казалось как-то западло.
Я рыкнул, наклонился и сказал:
– Залезай. Наездница. На спине дальше повезу.
Я Дильку всю жизнь на руках таскаю – ну, ее жизнь, конечно, – но в последнее время как-то удавалось уклоняться от этой радости. И то ли она за это последнее время резко массу набрала, то ли я охлип, но тащить оказалось дико тяжело. Я думал еще разок пятьсот шагов сделать, но на сотом выбился из сил. Зато согрелся – уж так согрелся, как на сдвоенном спарринге. Меньше буду об отмене тренировок переживать. Хорошо, дорога была почти ровной, канавка бы нас точно уложила.
Хотел Дильку стряхнуть, чтобы отдышаться, но понял, что еще больше устану, когда она снова на меня карабкаться начнет, вышибая бедра и почки коленями. Чуть перевел дыхание, с надеждой посмотрел на огоньки, плохо заметные из-за очередных стожков и еще шапки, которая промокла насквозь и сползла на переносицу. Почапал дальше. Сделал еще пятьдесят шагов, снова отдышался, попытался вытереть брови плечом, потерял равновесие и чуть не грохнулся. Ладно, пот сдуют струи горячего пара, свистящие из-под воротника. Дилька что-то сочувственно бормотала, сквозь тамтам в ушах не слышно. Я с ненавистью посмотрел на огоньки, сложно заслоненные стогами, – но все равно видно, что вообще не придвинулись. И побрел дальше.
На двадцать пятом шаге я почувствовал, что сейчас воткнусь головой в грунт и в таком положении застыну до утра. Из упрямства сделал еще пять шагов и лишь тогда прохрипел:
– Все, слезай.
Дилька сползла струйкой. Я немножко постоял галочкой, пробормотал:
– Сейчас, минутку только посижу.
Устремился на обочину и влетел в стог, который оказался сильно ближе, чем я думал. Сено было мерзлым, старым, пыльным, колким и к тому же гадостно липло к мокрому лицу и шее. Луна, распинавшая облачка, висела прямо под носом, и к ней, судя по перекошенному лицу, тоже что-то липло. Я все равно быстро зарылся в сено, выпрямился и застонал от удовольствия. Рядом тяжело плюхнулась и зашуршала Дилька.
– Погоди, – сказал я, стараясь приподнять голову, – не спи, сейчас минутку полежим и дальше пойдем.
– Ага, – сказала Дилька, вкручиваясь мне под мышку. – Наиль, а ты меня не бросишь?
У меня даже возмутиться сил не осталось. Я спросил:
– Дура, что ли?
– Ага. Извини, пожалуйста. А давай маму с папой посмотрим.
– Щас.
– Тогда сам спой.
– Щас, – повторил я, сдерживаясь.
Дилька с готовностью надулась, так что пришлось торопливо объяснять:
– Зарядка кончилась почти. И времени нет. Считай до ста, потом встаем и идем, – велел я и