«Добро пожаловать в Санкт-Петербург», с другой – «Вы покидаете Ленинград».
Роскошный серый «поршак» словно материализовался из чернильной темноты трассы. Резанув фарами по указателю, машина призывно посигналила. Позади тут же нарисовалось несколько породистых лимузинов. Вежливо обтекая застывший на обочине «Порше», автомобили сопровождения грамотно блокировали дорогу на Питер. Из салонов высыпали молодые люди лихого и опасного вида. Поднялись крышки багажников. Молодежь споро разбирала привезенный арсенал: автоматы, помповые ружья, базуки и мешки с ручными гранатами.
– …Шура Долгопрудный обещал типа танка подогнать… – опасливо бросил кто-то.
Тонированное стекло «поршака» плавно опустилось. За рулем сидел ухоженный красавчик с бледным лицом садиста и гипнотизирующим взглядом кобры.
– Пацаны, не очкуйте! Шура и его бригада – козлы! Кто они против саяно-шушенских? – Осмотревшись, красавчик поманил пальцем мордатого паренька в кожаной куртке-«бандитке»: – Шанкр, иди-ка сюда!
Молодой человек по кличке Шанкр выглядел стильно: огромные кулаки, покатые плечи, узкий неандертальский лоб, лицо в мелких шрамах… Особенно впечатлял его бритый тяжелый затылок, отделенный от мощной шеи жирной складкой – такой глубокой и красной, будто кто-то уже рубанул его по загривку топором.
– Что, Аркаша? – пробасил Шанкр.
– Ты за все отвечаешь, – послышалось из салона «Порше».
– Да ладно тебе, все путем! – Шанкр шевельнул уголком рваного рта. – Мы сделаем их!
Не успели пацаны рассредоточиться в придорожном кювете, как в перспективе шоссе нарисовалась встречная автоколонна: длинный зализанный «бумер» предупреждающе черного цвета, элегантно-громоздкий джип и роскошный попсовый «Камаро». Последней шла БМП модной камуфлированной расцветки. Принюхиваясь к шоссе пулеметным стволом, она остановилась на небольшом возвышении чуть в стороне, как бронепоезд на запасном пути.
Из-за руля «бумера» вылез долговязый мужчина с улыбчивым лицом жизнелюба и прожигателя жизни. Это и был Шура Долгопрудный – восходящая звезда Бандитского Петербурга, самый талантливый беспредельщик города. За спиной его уже маячили атлеты-автоматчики, все как один – с расплющенными переносицами и поломанными ушами.
Оба гангстера, стараясь не делать лишних движений, медленно двинулись навстречу друг другу.
– Здорово, брателло! – вежливо, но опасно произнес Аркаша.
– Мир твоему дому, кентуха! – по понятиям отозвался Шура.
После обязательного поединка взглядами и привычных ритуальных объятий оппоненты перешли к «терке».
Предъява Аркаши звучала очень серьезно. Несколько дней назад Шура Долгопрудный внагляк раздербанил одного коммерса, который отстегивал саяно-шушенским. Зубчатое колесо крышно-денежных отношений мгновенно замерло. Убытки бригады исчислялись цифрой со многими нулями. Ситуация требовала немедленного прояснения.
– Ушастый на нашей делянке работает! – развязно напомнил Аркаша.
– Но капустой теперь будет делиться с нами! – хохотнул Шура, цыкнув слюной на асфальт.
Ломоносый браток за его спиной театрально разомкнул «молнию» куртки-косухи и передвинул пистолет из-за спины на бок, чтобы его видели оппоненты. Мордатый Шанкр, стоявший напротив, мгновенно зафиксировал рукой висевший на плече «узи», демонстрируя готовность к продолжению разговора.
– Да ладно тебе, Аркаша! – примирительно улыбнулся Долгопрудный. – Зачем нам друг друга валить? Братва должна любить друг друга.
Аркаша мысленно перевел последнюю фразу на разговорный русский и охренел.
– Ты это что имеешь в виду? – спросил он, глядя крепко и сумрачно.
– Мы живем в правовом государстве… То есть по понятиям. А понятия в нашей стране устанавливает суд. – Обернувшись в сторону джипа, Долгопрудный коротко махнул рукой. – Пацаны, выводите судью!
Из чрева огромного лакированного внедорожника, напоминающего роскошный катафалк, вылез странный замшелый старик, полностью покрытый зоновскими татуировками. Наколок не было разве что на щеках, за ушами и под ногтями. Почесав грудь, дедок хищно воззрился на бригадира саяно-шушенских.
– Эт-та что еще за ископаемое?! – Аркаша весело расширил глаза.
Не успел Долгопрудный раскрыть рот, как «ископаемое» ожило.
– Нас всегда путали, – проскрипел старик и тут же зашелся в хриплом чахоточном кашле. – Ископаемое – это у меня кент был с таким погонялом, мы еще в больничке на Беломорканале вместе кумор долбили. Его менты загнобили во время большого кипежа на Колыме, в сорок девятом. Прииск «Счастливый» – не слыхал? А я – Экспонат. Ну, погоняло у меня такое. Прикинь – я во время того кипежа три лысака колобашил в амбарухе, а мусора, волчины позорные, приканали и говорят…
Шура Долгопрудный прервал старческую болтовню недовольным, но подчеркнуто уважительным жестом:
– Короче, Экспонат, ты типа в курсах. Что скажешь за ушастого коммерса?
Экспонат по-вурдалачьи