вокзала домой на Лиговку! Ребята проводили нас до Адлера, и тут уж мы расстались, как мы тогда думали, до будущего лета.
Дома уже начиналась осень, первые желтые листики летали… А мне, стоило закрыть глаза, слышалось шуршание ночного моря, тихий голос Амирана. И привычка у меня дурная появилась – губы облизывать. Это я его соленые поцелуи вспоминала. Долго у меня потом эта привычка сохранялась. А сухая ветка магнолии висела у меня над кроватью, я ее гвоздиком прямо к стене прибила. Лепестки опали, бутоны высохли и стали коричневыми, но когда я прижималась к ним носом, мне слышался тонкий-тонкий далекий запах магнолии. Особенно если закрыть глаза.
Мы с Амираном переписывались. В своем школьном портфеле я носила его фотографию, которую он прислал мне сразу же после лета. Я стала немного хуже учиться, потому что все время отвлекалась и уносилась мыслями назад, к морю.
Примерно через три месяца, когда уже выпал снег, приехала к нам в гости Наденька. Я обрадовалась ей страшно, поскорей увела ее в свою комнату и набросилась с расспросами: «Ну как? Шалва пишет тебе? Ты очень скучаешь?» Наденька поглядела на меня недоуменно:
– Ты о чем, Наташка? Неужели об этом маленьком летнем романе? Брось об этом и думать, это же все было несерьезно. Мальчишки в курортных местах всегда летом ухаживают за приезжими. Кто этому придает значение?
– Я придаю значение. Мы с Амираном всерьез друг друга любим.
Наденька расхохоталась и долго не могла успокоиться.
– Какой ты ребенок, Наташка! Неужели ты не понимаешь, что ничего у вас не выйдет? Вы же люди разного круга, кроме всего прочего. Ну-ка, дай мне последнее письмо твоего Амирана.
Я, дурочка, послушно вытащила из портфеля конверт и подала ей. Наденька начала читать, улыбнулась. Потом она взяла из стаканчика на моем письменном столе красный карандаш и начала им отмечать ошибки в письме. Я почувствовала, как кровь у меня прилила даже к ушам, но остановить сестру не могла, только смотрела, как на каждой строке появляются красные отметки, будто красные колючки вырастают. Когда Наденька избезобразила все письмо, она вернула его мне и сказала.
– А вот теперь покажи это письмо своим подружкам в классе. Похвастайся, какой у тебя дружок появился.
Я молча сунула письмо обратно в портфель, но не для того, конечно, чтобы показывать его в классе.
Уже в следующем письме Амирана я сама заметила все ошибки, а за ошибками перестала понимать написанное, уже не слышала его голоса за каждой строкой. Дав мне время подумать, Наденька явилась через месяц.
– Ну, ты уже поумнела? Поняла, что вы не пара? Учти, что твои родители никогда не разрешили бы тебе выйти замуж за полуграмотного грузина. Погоди, ты еще увидишь его на Кузнечном рынке торгующим мандаринами или мимозой! В кепке-аэродроме!
Так уж нас воспитывали, что торговля, да еще на рынке, казалась нам делом крайне неприличным, почти позорным.
– Давай-ка я помогу тебе написать прощальное письмо. Мы так его напишем, что он сразу позабудет все ваши глупости.
И