корпуса он не выходил – входная дверь была у всех на виду, – и сразу потребовал чаю с печеньем. Мария Ивановна встревоженно привстала, пытаясь потрогать его лоб, в ответ на что внук очень ловко увернулся и, обежав стол, показал бабушке язык. Толстый Леня хрюкнул и забулькал горлом – я не сразу понял, что он так хихикает. «Пофигист и вообще странный», – вспомнил я и согласился с этим определением. Э, а уж не он ли тут над нами шутки шутит? Жизнерадостный больно. Такому подошло бы быть угрюмым флегматиком...
– А я нанопитека слышал, – объявил Викентий. – Вон там, в коридоре. Я иду, а он мимо пробежал по стене. Только следов не оставил, наверное, ноги вытер...
– Викентий, – строго сказала бабушка, – не выдумывай.
– Не, правда, ба! Я вот так иду, а он вот так мимо – тук-тук-тук, а потом – фр-р-р!
– Хватит, – пресек Феликс. – Мы слышали. Когда на горизонте появятся мегапитеки – стучи в рельсу. Мы на тебя надеемся. А пока пей чай. Виталий, вам налить? – Я кивнул. – С лимоном и коньячком?
– Да. Спасибо.
– А без чая?
Этот змей-искуситель с профилем истукана с острова Пасхи держал в руке бутылку и улыбался самым обольстительным образом. Я выругал себя на все корки и махнул рукой.
– Только немножко.
– Само собой! – Феликс совсем расцвел и налил. – Вот так, да? Один моль да один моль – сколько будет? Если по-химически – два моля. А если по биологически, то две моли плюс все их потомство. Я говорил, что в моей комнате моли полно? Это все от кабаньей головы, она скоро совсем лысая будет. Леня, ты поддержишь?..
Мы сидели втроем, коньячок всасывался, и мне было хорошо. Десять минут назад Мария Ивановна ушла, извинившись и пожелав нам доброй ночи. Феликс не предложил ей коньячку, как видно, тоже заметив украдкой сунутую в рот таблетку, а может быть, просто хотел, чтобы она увела спать внука с его фантазиями насчет нанопитеков. Толстый Леня тоже не поддержал компанию и уволокся в свой номер. Зашла с улицы Надежда Николаевна, спросила, не видел ли кто из нас Инночку, и снова исчезла.
А пять минут назад в «Островок» ворвался рыболов Матвеич, хлюпая водой в галошах, сияя сумасшедше-счастливыми глазами и держа обеими руками за жабры скользкую рыбину, длинную, толстую и черную, как головешка. По-моему, в налиме было килограммов пять. Мы с удовольствием выслушали историю о том, как Матвеич, скользя по залитому водой непрочному льду, боролся с рыбиной не на живот, а на смерть, и насилу одержал верх. Рассказ геройского рыбака на три четверти состоял из междометий, а жестикуляция была такова, что, не будь я начеку, со столика рукавом тулупа было бы сметено на пол все, включая коньяк и налима. Феликс, выудив из кармана складной стакан, немедленно наполнил его, мы выпили за рыбацкую удачу, и тут на сцене появилось еще одно действующее лицо.
Строго говоря, лиц было два: Борис Семенович, вялотекущий шизофреник с манией преследования, и его телохранитель. Не тот, которого я видел утром и днем, а другой, еще крупнее и совершенно угрюмого вида. Мысленно я дорисовал ему шестиствольный пулемет, какие ставят