том сезоне у Леи была возможность понаблюдать за ним на балах. Он разве что не позволял целовать полу своего кафтана. Вышагивал, что те гуси, которые вон носятся по двору ватагой. Раскланивался со всеми важно так, задрав нос. Как только шею себе не свернул. Лощенный до такой степени, что с него разве что не стекает масло достатка. Впрочем, волосы он точно чем-то умащивает регулярно, от их жирного блеска аж слепить начинает. И обливается чем-то так, что за версту дышать нечем.
И зачем он только пожаловал в очередной раз? Мало ее семья от него натерпелась? Деревообрабатывающий заводик отца уже давно перешел в загребущие лапы Кнуда, Половина рабов отправилась в его поместье. Что еще у них осталось такого, что он не скупил бы? Разве что дом, чтобы уж окончательно пустить их по миру.
Дверь скрипнула, и в покои Леи заглянула лукавая мордашка ее прислужницы Вивы. Правда сейчас она выглядела скорее растерянной.
– Батюшка с матушкой требуют вас к себе, – зашла она внутрь и плотно прикрыла за собой дверь.
– Требуют?
– Ну… просят… Только, какой-то уж больно сердитый ваш батюшка. На матушку кричит, а она только и делает, что плачет.
Вива совсем приуныла. Лея не раз слышала от служанки, как сильно та жалеет ее матушку, как привязана к ней. Да и не удивительно, ведь она выросла в этом доме, и мама никогда не отличала ее от собственных детей. В отличие от отца – тот всегда требовал, чтобы дети рабов держались на расстоянии от его высокородных отпрысков.
– Помоги мне, пожалуйста, зашнуровать корсет. И волосы причеши немного, – попросила служанку Лея.
Все утро, с момента пробуждения от громкого голоса отца, она сидела перед зеркалом, погруженная в грустную задумчивость. Невеселые мысли одолевали ее. В этом году ей исполнилось семнадцать. Отец велел матери обновить ее гардероб на более взрослый, и уже почти подошел к концу первый в ее жизни светский сезон, на котором она не то чтобы фурор произвела, но и незамеченной не осталась.
В этом году ей полагалось выбрать себе мужа. И парочка претендентов выискалась. Только вот Леи они не пришлись по вкусу. Первый был вдвое старше ее отца, от него так и разило древностью. А второй был настолько дурен собой, что даже отец не стал спорить, когда она категорически отвергла его кандидатуру. А больше желающих взять в жены бесприданницу не нашлось, хоть Лея и ловила на себе заинтересованные взгляды мужчин. А несколько раз ей даже передавали записки с непристойными предложениями, которые она тут же сжигала, сгорая от стыда.
Бесприданница! Это слово казалось ей самым гнусным ругательством. Как будто от того, что бедна, ты перестаешь оставаться женщиной. Неужели бедность способна выносить самые мучительные унижения, наподобие таких, когда тебе предлагают стать содержанкой? Да, она не писаная красавица. У нее нет белокурых или золотистых локонов. Вместо этого природа наградила ее катастрофически густыми волосами цвета мокрой соломы. Бедняжка Вива – каких трудов ей стоит уложить эту гриву в подобие прически. Мало того, что волос много, так еще они совершенно прямые и до ужаса непослушные, лежат, как им того хочется. У нее не огромные голубые глаза, обрамленные пушистыми ресницами. Но и свои серые она считает не лишенными прелести. К тому же, они меняют цвет, в зависимости от того, что на ней надето.
Ее внешность может и не выглядит броской, но и дурнушкой ее не назовешь. Разве что немного худощавая, так матушка говорит, что это дело наживное, с возрастом поправится. Вся беда в том, что за ней не дают приданного, вот и не приходится рассчитывать на приличную партию.
– Готово, госпожа.
Вива стянула волосы Леи в низкий хвост и обмотала его перламутровой тесьмой. Такую же тесьму повязала ей на лоб, как того требовали обычаи времени – незамужним девам разрешалось украшать себя подобным образом. Разрешалось даже носить волосы распущенными, жаль, Лея не могла себе этого позволить, чтобы уже через полчаса не стать похожей на ведьму. А после совершения священного обряда бракосочетания, женщины обязаны были покрывать голову платком на людях. Появляться в обществе с непокрытой головой считалось верхом распущенности. Такое позволяли себе разве что простолюдинки. Свободные простолюдинки. Рабыни могли с непокрытой головой только спать.
– Сколько раз я просила тебя называть меня по имени? – недовольно поинтересовалась Лея, глядя на Виву в отражении зеркала.
– Если ваш отец услышит, меня выпорют, – спокойно отвечала та. Понятно становилось, что эти двое не первый раз заговаривают на эту тему.
– Тоже верно, – кивнула Лея. – Но тут же нет отца. Вива, мы же с тобой выросли вместе, – повернулась она лицом к служанке и схватила ту за руки. – Ты же мне, как сестра.
– Ты мне тоже, – улыбнулась Вива, отчего на щеках ее образовались две симпатичные ямочки. – И я тебя люблю, как сестру, – наклонилась она и быстро поцеловала Лею в щеку. – Но называть по имени не буду. Боюсь привыкнуть и ляпнуть на людях. Тогда, не миновать мне порки.
Да уж… Что верно, то верно. Отец до такой степени был нетерпим к рабам, что наказывал их за малейшую провинность. И ничьи уговоры, ни Леи, ни ее матери, не могли его