не повышая голоса. И я буду так же. Я научу Уну понимать меня.
Я решил приступить, не теряя времени. Уна вышла из воды, и я приблизился к ней, взял её хобот, погладил и заговорил – тихо, как махаут. При этом я смотрел прямо в её слезящиеся глаза – такие мудрые.
– Уна, – начал я, – я знаю, как тебя зовут. А ты ведь не знаешь моего имени, да? Ты совсем ничего обо мне не знаешь. Давай я расскажу тебе, хорошо? Ну вот. Я Уилл. Мне девять лет, скоро десять. Я живу возле Солсбери, это в Англии, далеко-далеко отсюда. Я хожу там в школу. У моих бабушки и дедушки ферма в Девоне, где болота, и у них много коров и трактор. Туда я езжу на каникулы. Моего папу убило бомбой в Ираке, потому что там сейчас война. Мамы, наверное, тоже нет, её утопила эта большая волна, от которой ты меня спасла. Если бы не ты, я бы уже умер, как мама. Но надо, чтобы ты поняла одну вещь: я и так умру, причём довольно скоро, если не поем. Хочу есть, Уна, по-настоящему хочу. Мне надо поесть. Понимаешь? Поесть.
Я широко разинул рот, засунул туда пальцы и несколько раз сказал: «А-а-а». Уна взирала на меня с высоты своего роста, и взгляд у неё был такой понимающий, что мне показалось, общий смысл она уловила. Это меня вдохновило, и я продолжил спектакль. Погладил себя по животу, мыча от удовольствия:
– Ням-ням, вкусно. Еда. Еда.
Слониха, не мигая, смотрела на меня. Она слушала, это видно было, но понимала ли хоть словечко? Вот вопрос так вопрос.
Может, взгляд у неё нисколечко не понимающий, просто добрый. Нет, никак мне до неё не достучаться. Просто руки опускаются. Ладно, попробуем по-другому. Я сбегал на опушку джунглей, оторвал от дерева длинную ветку с листвой и притащил Уне. Надеюсь, это те листья, которые ей по душе. Она понюхала подношение, затем обвила ветку хоботом, оторвала от неё всё нужное и побросала себе в рот.
– Вот молодец, Уна! – радостно крикнул я. – Видишь? Еда. Ням-ням. И мне. Мне тоже. Мне нужна еда. Но только не листья, Уна, листья я не ем.
Слониха жевала и чавкала, не сводя с меня взгляда, и откуда-то из её утробы доносилось довольное бурчание. «Хоть бы это означало, что она поняла», – мысленно молил я. Хоть бы она догадалась накормить меня, как я её. Но Уна затолкала в рот последние листья и принялась ощупывать хоботом мои волосы и уши. Тут я уже не выдержал. Я отпихнул хобот и заорал, задрав голову кверху:
– Ты что, совсем тупая, слонища-дурища? Я есть хочу! Есть! Мне нужно есть!
Я отчаянно заозирался и заметил какие-то красные плоды, похожие на огромную спелую сливу. Они росли высоко на дереве, на другом берегу реки.
– Уна, гляди! Вон там! Вот что мне нужно! Мне туда не забраться. А тебе дотянуться – раз плюнуть. Ты точно сможешь. Пожалуйста, Уна, ну пожалуйста!
Но Уна развернулась и зашагала прочь от реки вглубь джунглей, выискивая хоботом листья. Пока она ест, нет смысла орать на неё, подпрыгивать и шлёпать её по ноге. Ей до всего этого дела нет. Уна изволит обедать, и пусть весь мир подождёт.
К глазам подступили слёзы. Я сморгнул. Но что толку – они снова набегали. Я уселся на берегу, подтянув колени