воскликнула я. – Ты не права!
– Катись колбаской по Малой Спасской, – вспомнила детскую дразнилку Доброва, – исчезни из моей жизни и не вздумай снова появиться.
Делать нечего, пришлось покинуть кабинет. Я миновала старушку-гардеробщицу, на пару секунд задержалась, чтобы поскрести ногтями правую ногу, потом левую, вновь правую. Еще Козьма Прутков утверждал, что нельзя перестать чесать там, где чешется. Я с огромным трудом оторвалась от увлекательного занятия, вышла на улицу и позвонила Димону.
– Накосячила! – с укором произнес Коробок, когда я завершила рассказ. – Порушила контакт! Ну, не плачь, киса! Ща папа тебя выручит.
– Что-то она врет, – вздохнула я, – концы с концами не сходятся. Честно говоря, не понимаю: какая причина может заставить женщину отказаться помочь родному ребенку?
– Молодая ты, неопытная, – заскрипел Коробок, – о-хо-хоюшки! Некоторые экземпляры готовы деточек с кашей съесть, до того они им поперек горла встали. Езжай в офис, Приходько ждет.
– Неохота ему про свои осечки рассказывать, – призналась я.
– А и не надо, – нараспев произнес Димон. – Нет нужды объяснять начальнику, по каким мусорным кучам ты шарила в поисках истины. Ему необходим результат, и мы его получим.
– Узнай адрес деревни, – велела я. – Прямо завтра двину туда и во что бы то ни стало приволоку мерзотного старикашку к Любови. Пусть он ей правду скажет.
– А он скажет? – усмехнулся Димон. – Вдруг упрется? Тэкс! Галина Бутрова скончалась второго сентября прошлого года, не выдержала операции по поводу прободной язвы.
Я вырулила в левый ряд и поправила на голове переговорное устройство.
– Ты залез в базу клиники? Как узнал, где лежала Галина?
– Люблю Танюшу за своевременные вопросы, – чинно ответил Димон, – а еще за менталитет охотничьей собаки с боковым уклоном. Нормальный пес увидит утку и рванет за ней, сверкая лапами. А спаниель философского склада присядет на лужайке, понюхает одуванчики и начнет думать в сторону, интересоваться, откуда взялся селезень. Да из кустов он вылетел! Твое спаниельское дело – хватать птичку и переть тушку охотнику. О вечном пусть Кант думает.
Я решила прервать поток ерунды:
– Иммануил Кант давно умер.
– Ой! И точно! – заквохтал хакер. – То-то мне поболтать не с кем! Ну что тебе за разница, каким лабиринтом ползли мысли великого Коробкова? Важен итог. Я в базе клиники – хорошо, что у них полный научно-технический прогресс, истории болезней в электронном виде. Ладно уж, скажу. Ее оперировал Вениамин Михайлович Аверин, а я его знаю.
– Откуда? – удивилась я.
– Ну вот, опять, – хмыкнул Димон. – От верблюда. Любишь спелые бананы? И что, с кожурой их лопаешь? Небось сначала чистишь! Вот и отбрасывай посторонние вопросы, это шкурка, вкусное внутри. Операция Галины проходила нормально, но она умерла. М-да. Ты далеко?
– Скоро приеду, – заверила я.
– Двигай сразу к Приходько, – велел Димон, – какой-то он загадочный