связь. В мире, творимом массмедиа, история выворачивается наизнанку. Она начинается фарсом, а кончается трагедией. Существование Брижит породило поток сознания, вещей, системы представлений, которые сами наложили свой отпечаток на последующее развитие событий.
Увы, миф всегда имеет две ипостаси. Одну – восходящую, когда кумир – это божество, недоступность драгоценного оригинала; другую – нисходящую, когда, размноженный в бесчисленных копиях, его воспринимают как общедоступную репродукцию. В период формирования, наращивания слава кумира – всегда отражение новых форм и понятий. В период массового тиражирования создается клише, отливающее черты «идола» в стандартную маску. Теперь толпа хочет одного: чтобы каждый вздох, каждая подробность жизни кумира принадлежали только ей…
В какой-то момент, когда выпит кофе и о многом уже говорено, я все же решаюсь на бестактность и задаю вопрос о причинах ее ухода из кино.
– Если не хотите, не говорите, – замечаю я, – но только правду: почему все же?
– Откровенно? Мне надоело сниматься в плохих фильмах. Больше я этого делать не буду.
– Значит, решение не бесповоротно? А если будет интересный сценарий и режиссер?
– Ну, если все это будет, тогда и посмотрим.
Тема явно не интересует ее.
– Разве вы не будете тосковать по процессу съемок, самой работе?
– Нет, – говорит она убежденно. – Кино для меня никогда не было существом жизни.
– Что бы вы хотели изменить в окружающем мире, чтобы быть более счастливой? – задаю я ей вопрос, который задавала многим.
– Людей, – выпаливает она не задумываясь. – Характеры людей. Надо жить с людьми, а это невозможно.
– Но почему? – поражаюсь я. – Разве люди не доказали вам свою любовь?
– Нет. Известность – это совсем другое. Но и слава моя создана в значительной степени ненавистью.
Действительно, на разных ступенях славы Брижит как рефрен в ее высказываниях возникает мотив враждебности к ней окружающих.
«Это большая радость – говорить с людьми, чувствовать их любовь и дружбу, – замечает она в интервью четырем корреспондентам крупных газет и журналов, данном ею на телевидении год назад. – Но вообще-то первая реакция человека по отношению ко мне – агрессивность».
– Говоря со мной, люди теряют естественность, – жаловалась она раньше, – я подхожу к ним, они уже совсем другие. Подчас я даже думаю, что я – это не я.
За поклонение толпы, за предание гласности каждой подробности личной жизни – расплата, как в «Фаусте», одна – душа.
Публичность звезды делает ее внутреннюю жизнь такой же собственностью публики, как и ее фотографии.
Осенью, перед поездкой в Париж, я прочитала книгу австрийской писательницы Ингеборг Бахман «Синхронно». Никто, как мне кажется, с такой силой в последнее время не передавал процесс растворения «я» женщины в конвейере делового мира.
Первое, что мне сообщили в Париже, – о недавней гибели Ингеборг.
Писательница,