были дневные и были ночные. И в ночных – чего только по временам не мелькало! Но о тех промельках молчала Алымушка крепко.
И все ж, одного разу пришлось-таки госпоже директрисе открыться.
Случилось так.
Под новый год пятнадцатилетняя Алымушка вздумала погадать о суженом. Ближе к ночи взяла округлое зеркало, приготовила свечу, налила в тарелку воды, уложила рядом гребень. Глаза закрыла, молитву прочла, руку на сердце положила…
Открыв глаза, глянула в зеркало: в нем туманились три неявные фигуры. В одной из фигур угадывался статский щеголь: высокий, надменный. В другой – едва ли не простолюдин. Слава Богу, хоть чужеземец. А уж позади тех двоих мотался, заламывая руки, и как деревенская баба кривил лицо важный старик в одном исподнем. Все трое – а наипаче старик – приязни не вызывали. Снова закрыв глаза, она ждала, что все они зеркальную гладь покинут, впитаются в амальгаму, сольются с тьмой! А вместо них появится четвертый: таинственный и желанный…
Однако явился до колик смешной ученик Академии: со скрыпицей, горбатенький.
Открывая и закрывая глаза, Алымушка ждала: фигуры исчезнут. Но вместо этого старик накинулся на одного из суженых – статского, – стал рвать ему фрак зубами, а открывшееся под фраком желтое тело – царапать ногтями и перстнем.
И тут произошло невозможное: исказив лицо смертельной гримасой, явился в зеркале Наследник престола Павел Петрович. Явился, гневно сверкнул очами, а затем, отерев струйку крови, текущую с виска, мгновенно рассеялся в прах…
Алымушка вскрикнула. Вместе с криком на пол упало зеркало. Но не разбилось!
Сие, краешком убегающего разума, было ею с радостью отмечено.
Вызванные воспитательницы и начальница быстро привели Алымушку в чувство. Больше в ночные зеркала она не гляделась. Порешила устроить свою жизнь сама, без зеркал, без новогодних нелепых подсказок.
Тут вновь пригодилась арфа. Проведешь пальцем, даже не разбирая струн, так все сущее – и хорошее, и дурное – от себя и откинешь. Уйдут статские и военные, чужеземцы и отечественные, Наследник престола гневаться престанет, кровь с виска сотрет, на зов арфы нагрянет!
От предстоящего счастья Алымушка млела больше, чем от зеркального морока…
Глава восьмая
Друг Петруша, явление первое
Осенью 1774 года приятелей Евстигнеевых Давыдова и Скокова к Смольному монастырю, или, по-иному, к Институту для воспитания благородных девиц, где главенствовал Бецкой и обучалась Глафира Алымова, привязали еще крепче. Отдали под начало музыканту Джузеппе Луини, италианцу, обучавшему в Смольном девиц-«кофушек».
Проучившись у Луиния шесть месяцев, Петруша Скоков стал подталкивать к настоящим занятиям музыкой и дружка своего, Евстигнея.
У того и раньше кой-чего выходило: особенно на клавикордах. (Клавикорды стояли в специальной комнате, и ученикам архитектурного класса дозволялось на них разыгрывать по нотам несложные пиэски: каждому в свой черед.)
– Тебе