нос.
Подробности побега узнались в зоне уже к вечеру. За Ваню Сергеева почему-то злобились бывшие урки. Филя, сплевывая, кривился. С неким намеком. Смерть зека – тьфу, повседневна, но смерть беглого зека блатных язвила:
– Ваня мужик солидный. А поймали его слишком быстро!
Дураковатый зек Колесов, бывший врач, рассуждал вслух, расчесывая свой шрам на голове:
– В говядине много железа. Дополнительная энергия для побега. Эритроциты. Гемоглобин…
Тому лет пять, как побоями у Колесова вышибли из головы все, кроме отдельных, заученных в студенчестве фраз. На него заорали:
– Умник сраный! Лопатой, лопатой работай!
И Колесов тотчас ускорил движения рук. Виноват-с. Он ведь строил насыпь этой лопатой. Каждый из них строил насыпь. (Так было написано на лозунге в зоне. Белым по красному.) Их приводили сюда день за днем, помимо банных.
Афонцев такой же лопатой бросал землю с машины – через открытый задний борт.
– Эй! Гляди же, сука! – заорал солдат, скучавший внизу возле грузовой машины.
И передернулся на месте, встряхивая добротными сапогами. Афонцев, похоже, швырнул землю прямо ему в ноги. Жаль, не в пах.
Километр за километром насыпная земля уходила в просеку, надвигаясь тупым рылом на серенькую тайгу. Насыпь для будущей дороги. Она была так же малопонятна, как красно-белый лозунг. Насыпь метила куда-то слишком далеко. Непостижимо далеко для голодного зека.
– Гляди…
Другая машина, уже без земли, торопилась пройти мимо разгружаемых. Едва не зацепила на повороте соседнюю. Не долбанула ее ржавый борт…
– Гляди же, сука! – заорал солдат теперь на шофера.
– А, заткнись, Жора! – весело крикнул шофер.
Такой же, по сути, солдат, шофер, в отличие от присматривающего солдата, был улыбчив. Сидел с открытой пастью. Может, говядина (много железа) и впрямь уже поставляла гемоглобин. А с ним энергию… Афонцев видел сегодня не менее пяти смеющихся солдат.
После разгрузки тотчас послали на тачки. Язвенник Деревяго старался, чтоб земли в его тачке поменьше. Чтоб надрыв не сразу. Первую тачку всегда усмотрят и всегда прикрикнут. И потому Афонцеву было катить первую – самую видную. Афонцев и покатил. Афонцев не спорил. Тем более не сейчас, когда Деревяго хватался за кишки.
– Ты б не курил, – сказал он Деревяге.
Сам Афонцев покурил всласть. И тоже, как ему казалось, толкал сегодня тачку веселее (говядина?). Он даже поигрывал корпусом тачки вправо-влево. А нагрузил-то горой!
Доски, выложенные узко и состыкованные, вели от грузовиков к правому скату насыпи.
– Давай, давай! – поощрительно заорал солдат. Этот сторожил на краю насыпи.
Собака взлаяла – тоже реакция на ускоренное, пусть даже с тачкой, движение зека. И у собак был сегодня хорош харч: теплый суп с битыми костями. Тачка вдруг сделала угрожающий крен, Афонцев напряг плечи, руки… и тут ему помог солдат охраны. Метнувшийся, придержал вес тачки сбоку… Афонцев впервые за годы почувствовал