приручать? – предложил однорукий старик. – Хватит ему с тряпкой дружить. Без него невольников хватает.
– А что скажет первый жрец? – усомнился третий.
– Не зря же хозяин мальчишку к нам определил, – стоял на своем калека. – Хочет из него охранника сделать. Вон, как он с двоими разделался…
На следующий день после завтрака однорукий старик отвел Элиля в красильные мастерские, принадлежавшие храму Мелькарта. От мастерских исходил неприятный запах гниющих раковин, поэтому их построили ближе к порту, в бедном квартале рыбаков. Красильни представляли собой низкие длинные строения с обшарпанными стенами. Вонь стояла невыносимая. Охранник вручил Элилю легкую, но прочную деревянную палку, длиной примерно в два локтя. В покосившейся каменной хибаре невольники крутили ворот деревян-ного пресса, давя морских моллюсков. Из жижи получалась дорогая пурпурная краска для ткани.
– Будешь следить за давильщиками, – поучал его старик. – Чтобы не ленились.
Несколько невольников налегали на рычаги давильного пресса. Снизу в чан стекал слизь – будущая краска.
– Поднатужьтесь, – прикрикнул охранник. – Давно палкой не получали. – Затем объяснял Элилю, как надо наказывать работников: – По костям не бей. Только по мякоти. Тем, кто давит пресс бей по ногам, а тем, кто груз таскает по плечам. Можно и по голове приласкать, но только по ушам. Не жалей их. Они стоят дешевле ослов. Если зайдет слуга или сам хозяин и увидит, что невольники недостаточно усердно трудятся, тебя самого будут бить. Понял? Я вздремну в уголочке, а ты походи, поупражняйся.
Старик уселся на перевернутую вверх дном корзину, закрыл глаза и тут же захрапел. Элиль растерянно оглядел грязный красильный цех. Солнце сюда еле проникало. Ужасная вонь от гниющих ракушек и немытых тел не выветривалась. Кругом тощие, сгорбленные, потные спины. На жилистых шеях веревки рабов с деревянными табличками. Никто не смел поднять глаза. Все монотонно выполняли свою работу, напоминая шевеление червей в гниющей плоти. Они не походили на людей, до того жалок был их вид: покорные, с вялыми движениями и потухшими глазами.
У хурритов не было невольников. Сами они вольнолюбивые, и ненавидели рабство. Торговцев невольниками в Алалахе призирали. Их считали ниже, чем нищих бродяги. Элиль посмотрел на палку в руках, решительно отшвырнул ее в сторону. Пусть его бьют, но он не будет унижаться до надзирателя.
Бежать! Надо бежать! Лучше умереть от жажды в пустыне или утонуть в море – но вырваться с этого проклятого острова.
Он вышел из мастерской и побрел, не разбирая дороги, думая только о побеге, ничего не замечая вокруг. Очнулся, когда шел по улице города. Вокруг зеленели деревья, подставляя раскидистые ветви лучам ласкового солнца. Прохладный ветерок приносил запах моря. В голубом небе кружили белые чайки. Хорошо, что в этот полуденный знойный час на улицах не было народу, иначе при встрече с важными чванливыми горожанами, Элилю пришлось бы уступать дорогу и униженно кланяться. Он очутился возле стены богатого дома. Дом старшего жреца