такое? – спросила Настя.
– Это Камиль Сен-Санс.
– А где Паганини?
– Вот он.
Голос у скрипки был очень сильным. Двадцать четвертый каприс заполнил репбазу как ураган, ворвавшийся во все щели.
Таня сжимала пальцами подлокотники кресла, будто боясь быть сдутой с него этим ураганом. Ей приходилось не раз бывать на концертах прославленных скрипачей, но там впечатления размывались официозом и ожиданием большего. То, что она услышала и увидела здесь, в узком коридоре репбазы, ошеломило ее. Наивное лицо Верки во время ее игры было изумительным, как лицо человека, который вполне сознательно, добровольно идет на смерть. Она не водила, она хлестала смычком по струнам. Дергая углом рта и глядя глазами раненного животного. Это был поразительный, завораживающий взгляд. Хардрокеры вышли, оставив в зале свои гитары. Их был человек семь. С другой стороны подбежали девушки с ресепшена. За их спинами возвышались Ленька с Серегой и три охранника.
Звук, с которым скрипачка вытянула смычком двойную финальную ноту, заставил Таню похолодеть. Это был крик боли, вырванный из самого сердца скрипки, к которому прикоснуться мог только тот, кого поцеловал Бог. И эта мольба волшебного инструмента так раздавила всех, что когда он был снят с плеча, никто не издал ни одного звука, не сделал ни одного движения. Это длилось минуту. Верка, досадуя, стерла с носа капельку пота и уложила смычок со скрипкой в футляр. Тут Таня зааплодировала. Хотя и предполагала, что это будет здесь необычно. Однако, к ней присоединились все, кроме Леньки. Тот, быстро вынул блокнот и маркер, несколькими штрихами что-то нарисовал. Когда овации стихли, один из рокеров попросил:
– Сыграй что-нибудь еще.
– Нет, я не могу, – вдруг засуетилась скрипачка, сдергивая со спинки кресла пальто. Зачем-то взглянув на Таню, как будто та могла ее укрепить в принятом решении или, наоборот, отменить его, она более твердым голосом повторила:
– Я не могу! Простите!
Хардрокеры и работники репетиционной базы, чуть постояв, вернулись к своим занятиям.
– Ты уже покидаешь нас? – поинтересовалась Настя, следя как Верка застегивает пальто.
– Да, надо идти. Хотела посидеть дольше, но …
– Поедешь домой? – перебила Таня.
Верка опять на нее взглянула, и на ее лице возникла растерянность. Согнув ноги в коленях и зацепив пальцами край стула, Таня сказала ей:
– Слушай, я ведь живу одна! Ночуй у меня, но только давай посидим еще пять минут. Я очень устала.
– Слушай, я тоже живу один! – пылко подступил к скрипачке Серега. – И я совсем не устал! Можем ко мне двинуть прямо сейчас!
– Почему к тебе? – вознегодовал Ленька. – Я, между прочим, раньше тебя ее захотел! Не веришь? Смотри!
Вновь достав блокнот, он выдернул из него листочек с рисунком и протянул его другу. Листок пошел по рукам, вызывая смех. Дошел и до Верки. Та залилась цветом кумача до корней волос, увидев себя в чем мать родила, сидящей на корточках перед Ленькой. Черты лица были переданы с оскорбительной точностью, как и некоторые нюансы