же! – прошептала она, впиваясь ногтями мне в руку, и тут я поняла, что она смотрит прямо на Тома, а ее щеки пылают. Через неделю они начали встречаться, и с тех пор не расставались.
– Так вот, – я наклонилась вперед, намереваясь рассказать им о случившемся. Всю дорогу мои мысли беспорядочно скакали, и я не могла сконцентрироваться ни на чем конкретном, что помогло бы понять, как действовать дальше. Я надеялась, что, пока буду им рассказывать, меня осенит. – Значит, в семь утра у меня звонит телефон, и…
Я резко замолчала, потому что заметила, что Палмер одета, как обычно, в джинсы и майку, а вот на Томе рубашка с воротником, который высовывается из-под узорчатого красно-белого рождественского свитера. И если в рубашке не было ничего необычного – он всегда одевался так, словно идет на торжественное мероприятие, то со свитером было что-то не так.
– Том, почему ты выглядишь как на рождественской открытке?
Он собрался ответить, но тут перед нами выросла Карли, одна из официанток, которая нас на дух не выносила, с карандашом и планшетом наготове.
– Готова заказать, куколка?
Карли всем давала прозвища. Тоби она называла «Веснушки», отчего та была вовсе не в восторге.
– Мне, пожалуйста, завтрак номер один с хрустящим беконом и диетической колой.
– Белый или ржаной? – ни секунды не медля, спросила Карли.
– Белый, слегка поджаренный. Даже скорее подогретый, чем поджаренный. И картофельные оладьи вместо картошки по-домашнему.
– Ясно, – Карли собралась уходить.
– Сделайте, пожалуйста, бекон очень хрустящим, – вмешалась Палмер, слегка наклонившись вперед. – Зажарьте его до такой степени, чтобы вам показалось, что его теперь его невозможно прожевать, – и это будет идеально.
– Хорошо, – ответила Карли тем же тоном, что на мои комментарии о степени прожарки тостов, поэтому я не была уверена, что она вообще что-то слышала.
– Спасибо, – сказала я Палмер, когда Карли ушла.
– Я просто пытаюсь сэкономить время, – ответила та с ухмылкой. – Помнишь историю с беконом в прошлом мае?
Том поежился:
– Я помню.
Я закатила глаза, потянулась к стакану с водой, стоявшему возле Палмер, и отхлебнула:
– Не было никакой истории, – и снова перевела взгляд на Тома: – Ну так почему у тебя Рождество в июле?
– Праздник не праздник без домашней ветчины! – серьезно сказал мне Том. – В этом году я хочу получить ее в подарок на Рождество.
Я уставилась на него:
– Ничего не понимаю.
– Это для прослушивания, – сказала Палмер с гордостью в голосе. Они оба поддерживали друг друга во всех начинаниях и до сих пор думали, что им невероятно повезло. Если бы это были не Палмер и Том, такое единодушие трудно было бы выносить. – В Нью-Йорке, – добавила она.
– Вот как, – протянула я, все наконец стало проясняться.
Том завел себе агента, когда прошлой осенью кто-то заметил его в постановке «С собой не унесешь»[5].