может, ничего и не случится. Я даже начал молиться: «Господи, не допусти, чтобы что-то произошло. Не допусти, чтобы препарат начал действовать».
Я просидел так минут пять, слишком обеспокоенный возможными неприятными последствиями, чтобы обращать внимание на дождь. Затем я услышал, как часы на церкви пробили три, и взглянул на свои, чтобы сверить время. Они отставали на пять минут, и я перевел их – и тут я услышал крик со стороны деревни или, вернее, приветственные возгласы, а может, и то и другое, и еще какой-то звук, похожий на скрип колес. «О боже, этого только не хватало! – подумал я. – Неужели сюда спускается бродячий цирк? Надо убрать машину». Я поднялся и направился по аллее к церковным воротам. Но так и не дошел до них, потому что ворот уже не было, и я обнаружил, что смотрю в круглое окошко, вделанное в каменную стену, откуда был виден выложенный булыжником четырехугольный двор с посыпанной галькой дорожкой по периметру.
Ворота в противоположной стене двора были широко распахнуты, и за ними я мог разглядеть толпу людей, собравшихся на общинном лугу: мужчин, женщин, детей. Это их крики я слышал, а скрип издавали колеса огромной крытой повозки, впряженной в пятерку лошадей. На кореннике и на пристяжной рядом с ним сидели верховые. Деревянный балдахин над повозкой был окрашен в яркий пурпур и золото. Я увидел, как массивные шторы, закрывавшие переднюю часть экипажа, раздвинулись и под нарастающие крики и аплодисменты толпы в проеме появился человек – он поднял руки, благословляя народ. Глядя на его роскошное церковное облачение, я вспомнил, что Роджер и настоятель монастыря упоминали о предстоящем визите епископа Эксетерского и как напуган был настоятель этим известием, – видимо, на то были свои причины. Вероятно, это и был его милость собственной персоной.
Внезапно воцарилась тишина, и все опустились на колени. Ослепительно сияло солнце. Я вдруг перестал ощущать самого себя, – казалось, все потеряло для меня свое привычное значение. Мне теперь было все равно – пусть препарат действует как угодно: моим единственным желанием было слиться с этим миром, который меня сейчас окружал.
Я увидел, как епископ вышел из своего экипажа и толпа подалась вперед. Затем он в сопровождении свиты вошел через ворота во двор. Навстречу ему из дверей, находившихся под моим окном, выступил настоятель с монахами, и ворота закрылись перед толпой.
Я оглянулся и обнаружил, что стою в зале со сводчатыми потолками, в котором находилось человек двадцать. Судя по их смиренному, выжидательному виду, они толпились здесь, чтобы быть представленными его милости. Их костюмы говорили о том, что это местная знать, и, видимо, поэтому их допустили на территорию монастыря.
– Вот увидишь, – раздался голос прямо у меня над ухом, – по такому случаю на ее лице не будет ни капли краски.
Рядом с собой я увидел моего знакомого всадника, Роджера, но его слова были адресованы не мне, а другому человеку приблизительно его же возраста или чуть старше, который, прикрыв