востро, потому что все это если и сбудется, то с подвохом. А уж если проиграешь… в лучшем случае простишься с жизнью, как тот влюбленный юноша.
Но что толку об этом думать, если тягаться со среброликими в танце способны лишь горномогучие? Да и то еще бабка надвое сказала: к нам-то на праздники такие гости приходили своей волей и плясали тоже безо всякого вызова, лишь удовольствия ради! А вот один на один, да до победы… Не знаю даже, случалось ли такое.
А может, тут же пришло мне в голову, это сбило бы с Райгора спесь. Правда, с жизнью вместе, но тут уж выбирать не приходится.
Маска леденила мне пальцы, и я подумала: я ведь не собираюсь выдавать себя за среброликую, а лишь хочу взглянуть, на кого похожа с такой личиной!
Холодный металл вновь коснулся моей кожи, я увидела переливы красок и с замиранием сердца взглянула в темное зеркало, чтобы увидеть…
Себя. Точно такую же, как обычно, с испуганным взглядом и опять растрепавшимися волосами, падающими на лицо.
Я дотронулась до щеки – отражение повторило мой жест, а я почувствовала, как ноготь впивается в кожу, но в то же время ощутила под пальцами и холодный металл. Как же так? Может, дело в зеркале? Но нет, отражения в маленьком карманном зеркальце, в тазу с водой, в мелких стеклышках оконного переплета тоже показывали меня!
«Выходит, эти маски предназначены для окружающих, – подумала я. – Иначе они вообще не смогут понять, как среброликие выглядят! Недаром на них всегда одеяния до пят и перчатки на руках… Может, у них вовсе нет постоянной формы? Потому Райгор и говорил, мол, оборотень рассыпался снежной пылью, только одежда осталась… И эта среброликая не погибла, а просто сбросила оболочку и улетучилась вместе с пургой!»
Во всяком случае, мне очень хотелось в это верить. Вдруг те снежные вихри, что бродят на дальних плато и на ледниках, – это и есть среброликие, вышедшие прогуляться без своих масок?
«Друг друга, значит, они видят совсем иначе, – сообразила я наконец. – И тот влюбленный юноша с фальшивой маской не мог их обмануть, он светился бы для них как факел в темной ночи! Выходит, они просто решили позабавиться с ним, сам ведь явился на верную погибель…»
А маска, должно быть, отражает то, что внутри, то, что способны воспринять окружающие: эти вот узоры, намек на черты лица, кое-какие чувства… Может, на самом деле среброликие вовсе их не испытывают или испытывают совсем иначе, нежели люди, но хорошо умеют притворяться?
А я… Сейчас под этой маской мое лицо, вот она его и показывает. У среброликих лиц нет, только снежная пыль, отсюда и гладкий металл… или даже лед, только очень-очень прочный, непрозрачный и не способный растаять даже в раскаленном горне: говорили, в глубоких пещерах попадается такой, намерзший в незапамятные времена, еще до того, как появился первый человек. Мало кто его видел, потому что отколоть хоть кусочек – непосильная задача даже для горномогучего, остается только ждать такой лавины, чтобы горы содрогнулись, и тогда, может быть, удастся найти