Джон Олссон

Слово как улика. Всё, что вы скажете, будет использовано против вас


Скачать книгу

об одном деле, имевшем место несколькими годами раньше. Оно касалось убийства двух женщин и ребенка по печально известному лондонскому адресу – Кенсингтон, Риллингтон-Плейс, 10. Риллингтон-Плейс из-за этого так «прославился», что властям по просьбе его обитателей пришлось изменить название на Растон-Клоуз. Тем не менее дурные ассоциации сохранились, и в конце концов местный совет снес всю улицу, а в 1970-х годах она была застроена новыми домами.

      Жильцом первого этажа дома номер 10 на Риллингтон-Плейс был некто Джон Кристи – тихий, пожалуй даже застенчивый человек, по-видимому счастливо женатый. Этажом выше жили Тимоти Эванс со своей женой Берил и их маленькой дочерью. В 1949 году Эванс пропал с Риллингтон-Плейс, и стали возникать вопросы касательно местоположения его жены и дочери. В ноябре того же года Эванс сдался в руки полиции в Южном Уэльсе, где он жил у своего дяди на Мертир Тидвил. Здесь в истории начинает играть свою роль судебная лингвистика, так как Эванс, сознаваясь в преступлении, предположительно сделал в полиции несколько заявлений. Эванс был признан виновным на основании этих заявлений и на основании показаний Джона Кристи. Он был повешен в 1950 году. Позже исчезла жена Кристи, а его странное поведение начало вызывать вопросы у соседей. Когда Кристи съехал со своей квартиры, новый жилец, переставляя шкаф, сделал ужасное открытие: он обнаружил полуодетое тело женщины. Прибывшая на место полиция нашла следы еще нескольких убийств. В конце концов Кристи выследили, предъявили ему обвинение, признали виновным и повесили. Незадолго до своей смерти он признался в убийстве жены Эванса и, «возможно», их дочери. Несмотря на настоятельные просьбы расследовать эти заявления до смертной казни, министр внутренних дел отказался отсрочить повешение, и Кристи был казнен в июле 1953 года.

      В 1949 году Эванс пропал с Риллингтон-Плейс, и стали возникать вопросы касательно местоположения его жены и дочери. В ноябре того же года Эванс сдался в руки полиции в Южном Уэльсе, где он жил у своего дяди на Мертир Тидвил.

      Преступления, в которых он сознался и за которые был повешен Эванс, еще более десяти лет приписывались Эвансу, пока в 1960-х этим делом не заинтересовался журналист Людовик Кеннеди, а сделанные в полиции признания Эванса не привлекли внимание шведского профессора из Лондонского университета Яна Свартвика. Тот исследовал эти заявления и заключил, что стиль их языка неоднороден и что по большей части они написаны в так называемом полицейском регистре. Разбор Свартвика и напористая кампания Кеннеди вынудили министра внутренних дел снять с Эванса обвинения и оправдать его посмертно. Вероятно, это была первая апелляция в деле об убийстве в истории, в которой видную роль сыграла судебная лингвистика. Термин «судебная лингвистика» ввел Свартвик в своих отчетах, поэтому его называют отцом этой дисциплины.

      В 1990-х годах внимание лингвистов из университета Бирмингема привлекло дело Дерека Бентли. Я тогда был аспирантом и занимался лингвистическими исследованиями. Во время ограбления в Южном Лондоне сообщник Бентли, Крис Крэйг, открыл огонь по констеблю Сидни Майлсу. В заявлениях, якобы надиктованных Бентли офицерам полиции, было обнаружено несколько странностей. Под подозрение попал ряд других принятых ранее признаний, и несколько из них были аннулированы, главным образом на основании результатов теста ESDA – электростатического исследования, отчасти схожего с фотокопированием. Если в процессе письма по листу бумаги под него были подложены другие листы, то ESDA позволяет прочесть по нижним листам то, что было написано на верхнем.

      В 1994 году я основал Институт судебной лингвистики в Соединенном королевстве, и с тех пор он стал одной из ведущих лингвистических лабораторий мира. Я и мои коллеги исследуем тексты любых типов на предмет авторства, аутентичности, толкования значения, спорного языка и для иных судебных нужд. Одно из первых дел требовало анализа заявления предполагаемого террориста, сделанного в полицейском участке в Паддингтон Грин в середине 1980-х. С тех пор я руководил примерно тремя сотнями лингвистических расследований. В их рамках мы занимались лингвистической проверкой подлинности предсмертных записок, оценкой угроз в ходе вымогательства, проверкой аудиозаписей полицейских допросов на предмет оказания давления в ходе допроса (что нынче случается довольно редко) и установлением авторства сотен бумажных и электронных писем и SMS-сообщений в ходе расследований убийств, вымогательств, давления на свидетелей, сексуального насилия и детской порнографии. Я работал на полицию, адвокатов, международные компании и организации и даже на частных клиентов, получивших письма с угрозами, автор которых мог жить на соседней улице или даже в соседнем доме.

      В другом давнем деле президент клуба собаководов на Среднем западе США попросил выяснить, не является ли автором гневных писем, приходящих на адрес клуба, кто-то из его членов. Наиболее вероятным автором оказалась кроткая пожилая леди, преданно ведущая административные дела клуба в течение многих лет, но расстроенная поражением своих питомцев на ежегодном клубном конкурсе. Это может показаться неожиданным, но письмо с угрозами порой можно получить и от члена своей семьи: так, в одном случае недовольную женщину привели в ярость успехи ее младшего брата в отельном бизнесе, и она изливала