часов у них не было, но они определяли время по солнечным и водяным часам. У римлян не было крупных парусных судов, движимых ветром, но и во времена Шекспира военные действия на Средиземном море велись с помощью галер (весельных судов). И разумеется, во многих практических вопросах римляне значительно опережали англичан времен правления Елизаветы – лучшие дороги, центральное отопление, ванны. Совершенно очевидно, что Шекспир представлял Древний Рим как современный ему Лондон, только с ярким солнцем и тогами{8}. У него и его современников не было никаких причин верить в прогресс. «Шекспир, – писал Хорхе Луис Борхес (1899–1986), – во всех своих произведениях относится к персонажам, будь они датчанами, как Гамлет, шотландцами, как Макбет, греками, римлянами или итальянцами, как к своим современникам. Шекспир чувствовал разницу между людьми, но не разницу между историческими эпохами. Для него не существовало истории»{9}. У Борхеса современный взгляд на историю; Шекспир много знал об истории, но (в отличие от его современника Фрэнсиса Бэкона, который понимал, к чему может привести научная революция) не осознавал необратимости исторических перемен.
Может показаться, что порох, печатный станок и открытие Америки в 1492 г. должны были заставить эпоху Возрождения воспринимать прошлое как то, что утрачено и больше не вернется, но образованные люди очень медленно осознавали необратимые последствия этих великих изобретений и открытий. Только оглядываясь назад, они начали формулировать наступление новой эпохи; именно научная революция стала причиной главного постулата эпохи Просвещения – прогресс уже невозможно остановить. В середине XVIII в. шекспировское восприятие времени сменилось современным. На этом мы и остановимся, но не потому, что революция закончилась, а потому, что к этому времени стало ясно: начался неудержимый процесс трансформации. Триумф ньютоновской философии ознаменовал окончание первого этапа научной революции.
Чтобы понять масштаб революции, возьмем типичного образованного европейца образца 1600 г. – у нас это англичанин, но разница с жителем любой другой европейской страны будет невелика, поскольку в 1600 г. интеллектуальная культура была у них общей. Этот человек верит в колдовство и, возможно, читал «Демонологию» (Daemonologie, 1597) шотландского короля Якова VI, будущего короля Англии Якова I, в которой нарисована яркая и пугающая картина угрозы, исходящей от агентов дьявола[5]. Он верит, что ведьмы способны вызвать бури, которые топят корабли в море, – Яков сам едва не погиб во время такой бури. Типичный образованный англичанин верит в оборотней, хотя в Англии они не водятся, – он знает, что их видели в Бельгии (авторитетом в этой области считали великого французского философа XVI в. Жана Бодена). Он не сомневается, что Цирцея действительно превратила спутников Одиссея в свиней. Он убежден, что мыши самопроизвольно зарождаются в скирдах соломы. Он верит в современных магов: он слышал