заявила сушеная слива.
– А почему он должен молчать?
– Так считает мама… – ответила Мег на этот раз едва слышно, оглядываясь по сторонам, словно опасаясь, что ее могут услыхать другие уши кроме тех, что находились рядом.
– А почему твоя мама так считает?
– Тише! Мама говорит, что Призрак не любит, когда ему досаждают!
– А почему твоя мама говорит это?
– Да потому что. Потому что ничего особенного…
Такая искусная уклончивость разожгла любопытство девиц, и они, окружив крошку Жири плотным кольцом, обуреваемые ужасом, склонились в едином порыве, умоляя ее объясниться. Заражая друг друга страхом, они получали острое удовольствие, от которого кровь стыла в жилах.
– Я поклялась ничего не рассказывать! – еле слышно пролепетала Мег.
Но они не оставляли ее в покое, истово пообещав хранить секрет, и Мег, горевшая желанием поведать то, что знала, начала в конце концов, не спуская глаз с двери:
– Так вот, это все из-за ложи…
– Какой ложи?
– Ложи Призрака!
– У Призрака есть ложа?
При мысли, что Призрак имеет собственную ложу, танцовщицы не могли сдержать охватившего их жуткого восторга, удивлению их не было предела. Они только вздыхали, повторяя: «Ах, боже мой! Рассказывай… Рассказывай…»
– Потише! – приказала Мег. – Это ложа первого яруса, да вы знаете, ложа номер пять на первом ярусе, у самой сцены с левой стороны.
– Не может быть!
– Точно вам говорю. А билетершей там – моя мама… Но вы клянетесь ничего не рассказывать?
– Ну конечно! Дальше!..
– Так вот, это и есть ложа Призрака… Туда больше месяца никто не приходил, кроме Призрака, разумеется, и в администрацию отдали распоряжение никому ее не сдавать…
– И Призрак действительно туда приходит?
– Ну конечно…
– Стало быть, кто-то все-таки приходит?
– Да нет же!.. Приходит Призрак, но там никого нет.
Крошки-танцовщицы переглянулись. Если Призрак являлся в ложу, его должны были видеть, раз на нем был черный фрак, а вместо головы – череп. Они попытались втолковать это Мег, но та возразила:
– В том-то и дело! Призрака не видно! У него нет ни фрака, ни головы!.. Все, что рассказывали о черепе и огненной голове, выдумки! Ничего такого у него нет… Его только можно слышать, когда он в ложе. Мама никогда его не видела, но зато слышала. Уж мама-то знает, ведь это она приносит ему программу.
Сорелли сочла своим долгом вмешаться:
– Жири, ты смеешься над нами?
Тут крошка Жири заплакала.
– Лучше бы я молчала. Если мама когда-нибудь узнает!.. И все-таки Жозеф Бюке напрасно лезет не в свое дело, что верно, то верно. Ему это принесет несчастье… Мама еще вчера вечером говорила…
В эту минуту в коридоре послышались тяжелые торопливые