не ограничивалась рамками одного города, путешествовали они преимущественно в пределах Российской империи, хотя истины ради можно заметить, что размеры этой империи были колоссальны. Леон Евгений унаследовал швейцарское подданство и в силу своего педантичного характера также сохранил для нас документ, подтверждающий этот факт, – идентификационный документ, подтверждающий, что он, Леон Евгений и т. д., сын того-то и той-то, является гражданином кантона Невшатель. Должно быть, Леон Евгений пошел не в отца, поскольку благоразумно выбрал профессию юриста, гарантировав себе и своей семье долгожданную стабильность. Он достиг высшей ступени в табеле о рангах и дворянского титула и удачно умер в 1916 году, оставив своим четырем дочерям благозвучное для русского слуха иностранное имя и достойную пенсию.
Никто из них не знал, что жизнь может перемениться в одночасье, и для этого даже не нужно отправляться в путь, а достаточно горстки «настоящих революционеров», чтобы жизнь, мечты и надежды миллионов обратить в прах. Грянула Октябрьская революция, разметав и обезличив их всех. Но вот странно, никто из этих дочерей не воспользовался замечательной припиской в документе своего отца, гарантирующей гражданство всем его потомкам, никто не попытался спастись из пожарища Гражданской войны, никто не унаследовал сильного авантюрного характера деда, все остались дожидаться своего часа на том жертвеннике, в который превратилась новая Советская Россия.
Их дети выросли уже в другом обществе, где не принято было гордиться своей родословной, а лучше всего было не помнить ни роду, ни племени, а если что-то и помнить, то память свою держать на привязи. Те, кто выжил после Великой Отечественной, а это была только женская часть наследников Жана Луи, благоразумно сменили фамилию, а на подозрительные вопросы начальников отделов кадров при устройстве на работу: «Что-то внешность у вас какая-то нерусская», – научились, потупившись, отвечать недоуменным вопросом: «С чего это вы взяли, внешность как внешность», – понимая, что нельзя оставаться иностранцем в своем отечестве.
Перестройка зародила надежду уже в четвертом поколении потомков Жана Луи. Как же радовались они: Европа открыла нам объятья! Железный занавес наконец-то сорван!
– Да-да, – соглашалось старшее поколение, пережившее Отечественную войну и борьбу с космополитизмом, и тихонько задвигало документы Жана Луи как можно дальше в книжный шкаф. – Нет никаких документов, утеряны, сами понимаете, тридцать седьмой, репрессии, война, что же тут могло сохраниться?
А молодежь вздыхала о нереализованных возможностях, двигала вперед науку и тянула лямку, надеясь, что и в России жизнь теперь, после крушения СССР, наладится.
Тем временем родилось и вышло на жизненные просторы, как принято говорить в романах, следующее, пятое поколение наследников Жана Луи. Выросли они в свободном гражданском обществе, со школьной скамьи усвоив идею, что Россия – это